Сижу я вечером в гостиной, смотрю телевизор. Дождь за окном — осенний, мелкий, назойливый. Чай в чашке остывает. Вот в такие вечера почему-то вспоминаются разные истории из жизни — своей, друзей, соседей. Думаешь о том, как всё в жизни переплетается, как один характер о другой ломается, и редко кто выходит из этой бури прежним.
Хочу рассказать вам про одну семью, родственников моих дальних. Жили они в одной квартире — муж, жена и свекровь. Квартира-то была свекровиной, Зои Михайловны. Вот с этого, пожалуй, всё и началось.
Зоя Михайловна была женщиной властной. Не в грубой форме, нет. Власть её была тихой, укоренённой, будто старый корень, который всё оплел и держит. Сын её, Игорь, с детства был послушным мальчиком. Стал работать водителем на предприятии, женился на Ларисе, девушке хорошей, работавшей медсестрой в городской больнице. Лариса, по натуре своей спокойная, долго терпела характер свекрови. Уступала во всём, лишь бы мир был. А Зоя Михайловна эту уступчивость принимала как должное.
Помню, как-то раз были у них в гостях. Лариса чай разливала, пирог подавала. Всё у неё ладно, красиво. А Зоя Михайловна сидит в своём кресле, словно на троне, и командует:
—Лариса, ты бы салфетки другие положила. Эти не к сервизу.
—Лариса, Игорю сахару меньше клади, он опять поправился у меня.
Лариса молча перекладывала салфетки, меньше сахара сыпала. Только взгляд у неё был какой-то отстранённый, будто она мыслями далеко-далеко. А Игорь в это время в газету смотрел, делая вид, что ничего не замечает. Мужик он был добрый, но мягкий, слишком мягкий. Конфликтов он панически боялся, как огня. Тем более, когда речь шла о матери.
И вот случился в их жизни перелом. Зоя Михайловна здоровье стала терять, по дому справляться тяжело стало. И пришла она как-то к Ларисе с разговором. Говорит она:
—Лариса, тебе с работы надо уходить. Полный день за мной ухаживать. Денег Игорь заработает.
Лариса остолбенела. Работа для неё была отдушиной, своим миром, где она реализовывала себя как личность. Для неё это значило не просто деньги, а самостоятельность и уважение коллег. Впервые она отказала свекрови. Зоя Михайловна сперва не поверила. Потом начала давить, по-другому.
—Если откажешься, квартиру перепишу на дочку, а вы с Игорем на улице останетесь!
Угроза была серьёзная. Дочка их, сестра Игорева — Тамара, в другом городе жила, редко звонила, ещё реже приезжала. Но квартира была козырем, последним и главным.
Лариса к Игорю. Объясняет, умоляет, чтоб вступился. А он разводит руками, смотрит в пол.
—Мать старая, Ларис, не переубедишь. Уступи ей. Куда мы денемся? Переждём как-нибудь. Квартира своя будет.
Видел я тогда Ларису — будто из неё все краски смыли. Обида, предательство в глазах. Мужик, который должен стеной быть, в сторону отворачивается. Попыталась она ещё со свекровью по-хорошему поговорить, разумно. Мол, и лекарства приносить могу, и по хозяйству помогать, но работу бросать не могу.
Зоя Михайловна в истерику ударилась. Кричит, голосом надтреснутым, старушечьим:
—Все вы меня бросите! Квартира — моя единственная защита! Все вы ждёте, когда я помру!
Лариса отступила. Понимала — разговаривать бесполезно. Человек в своей правде замкнулся, как в коконе.
Кульминация наступила неожиданно. Зашла как-то Лариса домой пораньше, а Зоя Михайловна в зале за столом сидит, документы разные разбирает, какие-то бумаги. Увидела невестку, улыбнулась холодно, без участия.
—Всё равно Игорь слабохарактерный, ни на что не способный. А дочка обо мне позаботится. Она у меня умница. На неё квартиру перепишу.
И в тот самый миг Лариса всё поняла. Поняла, что дело тут вовсе не в заботе, не в страхе одиночества. А во власти. В желании держать всех на крючке, командовать, решать судьбы. И нашла она в себе силы ответить спокойно, почти отрешённо.
—Переписывайте, Зоя Михайловна. Мы с Игорем комнату снимем. А ваша дочка, которая живёт в другом городе и звонит раз в месяц, точно оценит вашу щедрость.
Тишина после этих слов в квартире повисла звенящая. Зоя Михайловна даже рот открыла от изумления. Она такого удара не ждала. Расчёт был на страх, на унижение, а получила — равнодушие. Достоинство.
Игорь всё это видел. Видел, как жена его, которую он не защитил, собирает вещи в съёмную комнату. И в нём что-то перевернулось. Слепота спала с глаз. Впервые он не стал уговаривать жену «потерпеть», не стал оправдывать мать. Молча помог Ларисе собраться, молча поехали снимать квартиру. Это был его первый взрослый, осознанный выбор. Выбор в пользу своей семьи, которую он чуть не предал.
В ярости своей, желая «наказать» строптивую, Зоя Михайловна составила дарственную на дочь. Отправила документы. Дочка сначала звонить участила, такие ласковые, заботливые разговоры были. А как документы вступили в силу — будто в воду канула. Месяц прошёл, второй… Телефон молчит.
Позвонила Зоя Михайловна Ларисе. Голос у неё дрожал, старческий, жалобный.
—Лариса… С кровати встать не могу… Лекарства купить некому… Помоги.
А Лариса, которая даже в самый горький свой час не озлобилась, ответила твёрдо:
—Теперь это проблемы вашей дочки, Зоя Михайловна. Я могу купить вам лекарства, занести. Но это всё, что я могу для вас сделать.
Навещал я их в той съёмной квартирке. Тесновато, скромно, но зато свой угол. Лариса за столом что-то готовит, улыбается. Игорь чинит розетку. Видно, что трудно им, но вместе со всем справятся.
А про Зою Михайловну слышал от соседей. Сидит одна в своей трёхкомнатной квартире. Ждёт звонка от дочки, которая не звонит. Ждёт, когда та приедет, чтобы забрать своё наследство. Квартира стала не жильём, а клеткой. Клеткой, которую она себе сама и сотворила, заложив в стены кирпичи собственного властолюбия и страха.
Вот и выходит, что все манёвры, вся эта борьба за власть — от пустоты внутри. А заполнить её ни квартирами, ни подчинённой волей близких — невозможно.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. 🔔ЧИТАТЬ ЕЩЁ👇