Сижу я вечером на кухне, пью чай, и смотрю, как за окном зажигаются огни в соседних домах. В каждом из этих окон – своя жизнь, свои радости и горести, свои тихие драмы. Вон там, на третьем этаже, молодая семья, шумная, веселая. А напротив – старушка одна, окна почти всегда темные. Все мы, по сути, герои одного и того же романа, только главы разные. И сюжет везде один – любовь, долг, предательство, прощение.
Есть у меня знакомая семья — Ольга с мужем Игорем. Люди обычные, городские, без особых излишеств. Он — инженер на заводе, спокойный, аккуратный, из тех мужчин, кто считает, что ссоры можно «не раздувать». Она — бухгалтер в небольшой фирме, сдержанная, рассудительная. Живут в двухкомнатной квартире с сыном, Серёжей, пяти лет. Всё у них было тихо, пока однажды в эту их размеренность не вошла мать Игоря, Тамара Васильевна.
— Мам, ты чего не сказала заранее? — удивилась Ольга, когда узнала, что свекровь уже забрала ребёнка из сада.
— А что тут говорить, — ответил Игорь, выходя из соседней комнаты, виновато потирая затылок. — У неё соседи сверху кухню затопили. На пару дней к нам переберётся.
— На пару дней? — переспросила Ольга, которая понимала, что эта пара легко может превратиться в неделю.
Первый вечер прошёл обычно, и все спокойно легли спать. Но уже ночью что-то звякнуло на кухне. Ольга подскочила — любимая кружка, та самая, которую сын расписал красками на 8 Марта, валялась осколками в раковине. Тамара Васильевна стояла рядом и разводила руками:
— Хотела чай налить… не удержала.
Ольга ничего не сказала. Просто взяла веник и стала собирать осколки. Потом долго лежала в темноте, слушая, как свекровь ворочается на диване. Сна не было.
На следующее утро всех поднял шум кофеварки.
— Оля, я нажала кнопку — а она не варит! — звала из кухни Тамара Васильевна.
— Там два режима, — сказала Ольга, сонно вставая, — нужно налить воды в другой отсек.
— Так зачем так сложно? Вон раньше заварочный чайник был — и никаких отсеков, — пробормотала свекровь.
День прошёл в напряжении. Но вечером случилось то, что стало последней каплей. На спинке кресла висел пиджак Тамары Васильевны, а на нём — брошь. Не простая, а фамильная, от прабабушки Ольги. Та самая, что хранилась на самой верхней полке вместе с документами, в шкатулке с потускневшими стразами и старой застёжкой.
— Мам, — сказал Игорь, — откуда это у тебя?
— Нашла, когда вытирала пыль. Такая красивая вещь. Жалко, что лежит без дела.
— Это не твоя вещь, — произнесла Ольга, стараясь говорить спокойно.
— Ну, боже мой, я же просто примерила! Что ты сразу начинаешь?
И вот тут в Игоре что-то перевернулось.
— Снимай, мама, — сказал он тихо, но как-то по-мужски, без привычного «мяуканья» в конце.
Свекровь застыла. Брошь не снималась — застёжка заела. Возились минут пять, молча, будто в этом движении скопилась вся их многолетняя непроговорённая обида. Когда наконец удалось, Тамара Васильевна подняла подбородок:
— Вот до чего доводят бабьи нервы.
Ольга повернулась к Игорю и сказала одну фразу, после которой уже нельзя было вернуть всё «как раньше»:
— Делай что хочешь, но твоя мать с нами жить не будет.
Эти слова повисли в воздухе, как приговор. Никто не спорил. Тамара Васильевна закрылась в комнате, а через час уже собирала сумку. На прощание оставила записку:
«Брошь красивая. У вашей прабабушки, видно, был хороший вкус».
Прошло несколько недель. Я встретил Игоря у магазина. Вид у него был такой, будто человек пережил что-то болезненное.
— Как дома? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Спокойно. Мать в санатории. Мы с Ольгой вроде ладим. Только Серёжа иногда спрашивает, когда бабушка вернётся.
— А ты что говоришь?
— Что скоро. Хотя сам не знаю, скоро ли. Ольга ещё не отошла.
А Ольга… Ольга свой дом отстояла. Женщина она сильная. Им еще жить да жить, растить Сережку. А Тамара Васильевна… Что ж, у каждого своя дорога. Иная дорога прямее и светлее кажется, а ведет в тупик. Иная – с ухабами, зато к дому.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Если захотите поддержать — буду знать, что стараюсь не зря https://dzen.ru/bolhoz?donate=true (жмите по ссылке).