«Тюрьмы получше, чем в России»: российский ученый Каверин — о задержании в Афганистане

52 дня — именно столько находился в Афганистане 38-летний российский этнограф Святослав Каверин, который приехал для изучения местной культуры. Талибы* неожиданно арестовали его в июле 2025 года, заподозрив в контрабанде и шпионаже, и почти месяц никто не знал о судьбе ученого. В сентябре, в день своего рождения, Каверин вернулся в Россию. О том, как проходят допросы «Талибана», чем отличаются афганские тюрьмы от российских и почему жизнь при талибах лучше, чем при американцах, — ученый рассказал в интервью «Газете.Ru».

— Афганистан для обычного человека кажется местом, мягко говоря, небезопасным. Почему вы не испугались поехать туда?

— Про Афганистан существует множество стереотипов. У страны, в том числе благодаря западным СМИ, крайне негативный имидж, но реальная ситуация гораздо сложнее.

Я был там трижды при нынешней власти и трижды при Республике (Исламская Республика Афганистан — официальное название страны с начала 2000-х до 2021 года. Весной 2021-го США объявили о выводе войск из Афганистана, после чего проамериканский режим быстро пал под ударами «Талибана» (движение внесено в список террористических организаций). — «Газета.Ru»). В общей сложности я провел в стране около десяти месяцев. Некоторые в научной среде утверждают, что не можешь считаться настоящим исследователем, если не был в регионе, который изучаешь. Другие говорят, что если не провел там хотя бы месяц или год. Я ставлю планку выше: пусть человек посидит в «своей» стране хотя бы неделю (смеется).

Что касается вопроса, Афганистан — это непаханое поле для этнографа и других специалистов, потому что туда либо боятся ездить, либо не желают или не могут инвестировать средства. Почти 50 лет (после 1978 года) полевые академические исследования там проводились крайне редко. Тем временем языки, культура и искусство малых народов и региональных групп ослабевают и могут исчезнуть.

Недавно на востоке Афганистана произошло ужасное землетрясение, унесшее тысячи жизней. Один из пострадавших районов (уезд Нургал провинции Кунар) я посетил в июне. Не знаю, что осталось от старых домов с резьбой по дереву. Главное, что жалко людей, остальное не имеет значения.

Полную галерею можно посмотреть
в отдельном репортажеСмотреть фото

— Как вы впервые оказались в Афганистане?

— Когда я обучался на бакалавриате по журналистике, увидел вакансию корреспондента в крупном информационном агентстве. Мой отклик даже не рассмотрели, но, заинтересовавшись культурой народов Средней Азии, я понял, что не боюсь туда поехать. Я нашел в «ВКонтакте» двух человек, которые живут в Кабуле и говорят по-русски, и через год приехал к ним в гости как турист. При Республике попасть можно было лишь в крупные города и провинцию Панджшер. Так я погулял по Кабулу и съездил в Панджшер. Все было вполне спокойно.

Позже я стал возвращаться, чтобы собирать материалы по культуре и языку, и с каждым годом расширял свою сеть контактов, всего у меня в телефоне накопилось около 150 контактов: журналисты, ученые, учителя, чиновники, врачи, военные, инженеры, водители, торговцы и простые крестьяне, у которых я останавливался. Теперь это стало одним из упреков в мой адрес, мол, зачем мне столько номеров афганских граждан?

— Раньше вас не подозревали в шпионской деятельности?

— Подобные слухи начали появляться за моей спиной еще в 2017 году, с моей второй поездки в Афганистан. Причем

и в России некоторые считали, что с такой внешностью и знанием языка я непременно должен работать в каких-то структурах.

Мне это кажется смешным, так как я чувствую свою полную невостребованность со стороны государства.

— Что вы подразумеваете под невостребованностью?

— Есть магазин «Смешные цены», а бюджетный сектор в России можно назвать «Смешные зарплаты». Приходите к нам, чтобы посмеяться или поплакать. Поэтому я много лет работаю верстальщиком в издательстве комиксов. Заработанные средства я вкладываю в свои научные исследования, поездки, покупку книг и экспонатов для выставок. Это тяжело, но получается.

В Афганистане же, наоборот, я чувствовал свою востребованность. Там сельские интеллигенты и их городские родственники говорили мне: «Возвращайся, не оставляй нас, изучай нас, языки, культуру. Мы по тебе скучаем, мы тебя ждем, оставайся у нас». В современной России, в Москве люди довольно замкнутые, молчат, постоянно заняты. А в Афганистане многие открытые, легко завести знакомство и дружбу.

— Как изменился Афганистан после ухода американцев?

— Главное, что закончилась гражданская война. Затем, при Республике, коррупция достигала запредельных масштабов. Сейчас, как и в любой стране, она также присутствует, но не так выражена. Афганистан всегда был страной контрастов, а Исламский Эмират Афганистан — поистине страна чудес: пастух может пожаловаться на министра, и того арестуют. Думаю, для некоторых стран это звучит удивительно и даже невозможно.

Со мной сидел имам мечети, который также работал следователем одного из управлений, он получил взятку около 50 тысяч афгани. Курс афгани немного выше рубля, средняя зарплата в стране составляет 9–10 тысяч.

— Новая власть пытается бороться с бедностью?

— Есть положительные аспекты, например, система налогообложения. Бедные вообще не платят налоги, богатые платят значительный, повышенный процент. Нижний средний класс и малый бизнес также освобождены от уплаты налогов.

У многих событий в стране есть второе дно, например, активно идет дорожное строительство, но говорят, что это проекты времен Республики и что финансирование идет от иностранцев.

В СИЗО бывший талиб мне рассказал, что ООН выделяет на одного заключенного в сутки 55 долларов, хотя расходы явно меньше. Другой чиновник это опроверг.

Так что информация противоречивая, позже я обязательно подготовлю ряд обоснованных публикаций с указанием источников. Я, как исследователь и публицист, обязан высказываться взвешенно. Кроме того, там я гость и должен оставаться нейтральным, следуя предписаниям официальной власти.

Вообще Афганистан — страна контрастов.

Многие люди жалуются на нищету, но выбрасывают половину продуктов.

Просто у афганцев принято разносить щедрый стол, особенно на свадьбах.

— При талибах можно свободно передвигаться по стране, без оружия и охраны?

— Абсолютно, до ареста у меня не было никаких проблем и никаких претензий к нынешнему режиму, поездки проходили обычно. Впервые за долгие годы открыта вся страна, все 34 провинции. Их можно спокойно посещать, зарегистрировавшись в министерстве информации и культуры. Оно выдает необходимый документ, затем приезжаешь в провинцию и получаешь свою разрешительную бумагу на втором уровне. Этого, в принципе, достаточно для безопасных поездок и отсутствия претензий со стороны силовиков.

На одном из первых допросов у меня спросили: «Почему ты скрылся от муджахидов?», то есть от их службы безопасности. Жаловались, что они в течение двух недель не знали, где я. А дело в том, что на «чек-поинтах» по пути постовые заглядывали в нашу машину, но не подозревали, что я иностранец. Я походил на местного, поэтому вообще никто нигде не спрашивал у меня документы, и они потеряли меня из виду.

— Тогда почему вас не объявили в розыск?

— У них накопилось досье на меня, но не было достаточных улик, чтобы арестовать меня по прибытии в страну или объявлять в розыск, поэтому оно могло спокойно пролежать еще несколько лет. В какой-то степени даже хорошо, что это произошло сейчас, а не когда со мной была бы группа студентов, ученых или туристов. Меня задержали по чистой случайности, в последний день в Афганистане, когда я должен был переночевать в городе и утром выехать в Таджикистан.

— Что стало причиной ареста?

— Произвол местных дураков. На въезде в город сотрудник службы безопасности, который также работал в разведке, увидел, что машина набита сумками. Спросил удостоверение личности. Я сказал, что у меня не удостоверение, а паспорт, показал, он взглянул, выхватил из рук мой смартфон и сказал, что задержит на пять минут для разговора. Дальше, при грубом обыске, посыпались надуманные обвинения: сначала — что я контрабандист, потом — что я обучаю персидскому языку будущих игиловцев (террористическая организация «Исламское государство» запрещена в РФ), которых Россия могла бы заслать в Афганистан. В общем, шизоидные версии, которые сочиняли на ходу.

На следующее утро пришел начальник местной разведки и очень грубо со мной разговаривал.

Припомнил войну с Советским Союзом, говорил, что русские — это враги, что «мы никогда не будем с вами друзьями», что правительство России — кафиры, с которыми не надо сотрудничать.

Возможно, триггером стало то, что в моих вещах нашли пачку открыток, отпечатанных лет 20 назад, и среди них портреты полевого командира Ахмада Шах Масуда — главного врага «Талибана». Открытки я легко купил в столичном магазине. Возможно, из-за них меня и отправили в Кабул.

— В каких условиях вас содержали?

— Первую ночь я провел в гостинице, потом меня сопроводили на такси до Кабула. Хочу отметить, что все расходы я покрывал сам. Всего я побывал в двух офисах и в СИЗО.

По сравнению с представлениями о российской тюрьме, сложившимися в массовой культуре, в Афганистане все лучше. Если в России мы наслышаны о понятиях, избиениях, изнасилованиях и прочем, то в афганском СИЗО условия на уровне российской провинциальной больницы. То есть не шик, но приемлемо. В афганской тюрьме (не путать с СИЗО) разрешают носить свою одежду, готовить из своих продуктов, иметь любую литературу, ручку, бумагу, звонить, встречаться с близкими. С последними можно проводить до трех часов в отдельной палатке.

В СИЗО меня держали в одиночке, но одновременно в камере было от двух до четырех человек. Комната размерами четыре на два метра, без нар и мебели, на полу ковролин и одеяла. Круглосуточно горит свет, ведется видеонаблюдение для безопасности. До СИЗО, в офисе контрразведки, я находился в помещении четыре на четыре метра без окон, но с кондиционером – не режим Республики, талибы понимают, что человеку необходимо дышать.

— При проамериканском режиме условия были хуже?

— Они были откровенно садистскими, особенно в СИЗО, хотя в тюрьме тоже было несладко. Пытки, переполненные камеры, где, извините, никто не убирался, стоял чудовищный запах. Кормили водой из-под вареных овощей. Не давали спать, ходил надзиратель и палкой бил по решетке. По полу камеры могли разлить воду и пустить ток. Я знаю это от местных жителей, соседей по камерам. Сами талибы через это прошли, они сидели там месяцы и годы, особенно опытные функционеры, которые сейчас у власти. Поэтому, я думаю, они не лишены гуманности и решили, что при их режиме такого не должно повториться.

— Но вы говорили, что вас били на допросах.

— Ну, слегка, по местным меркам, условно, погладили. Били кулаком и палкой немного, для устрашения. Было заметно, что человек сдерживается и старается не оставить синяков.

Больше угрожали. Электрошокером, обещали переломать кости, избить в котлету, «выдавить глаза, чтобы смотрели в другую сторону», позвонить детям со словами: «Ищите себе другого отца», и много всего прочего. Глумились много: «Ты тут сдохнешь».

— Это когда вас пытались заставить признаться в шпионстве?

— Да. В каждой конторе меня пытались запугать, повторяли одни и те же вопросы, чтобы поймать на противоречиях. Я ждал, когда принесут электрошок, чтобы под ним сказать то же самое, и от меня наконец отстали. Но электрошок так и не появился.

Более того, среди сотрудников всех этих спецслужб я встретил много добрых людей, которые хорошо со мной обращались, даже более человечно, чем я ожидал. Понимаете, несмотря на то, что я, безусловно, обижен, — как добросовестный исследователь, я должен объективно упоминать как негативные, так и положительные моменты.

— Вы также жаловались, что вас обокрали…

— Пропали две маленькие коробочки с драгоценными камнями на сумму 300 долларов. Они доехали со мной до Кабула, а там их не внесли в опись, чего я не заметил в суматохе. Также исчезли некоторые современные, недорогие украшения, которые я покупал друзьям, палас, несколько килограммов курута (сушеный творог) и по мелочи: пауэрбанк, зарядка от ноутбука, жесткий диск, карты памяти. Мне уверяли, что «даже иголка не пропадет» в период ареста, но иголка, которая открывает смартфон, у меня тоже пропала.

— Вы переживали в какой-то момент, что не вернетесь в Россию?

— Больше всего я переживал, что у меня закончится абонемент на облачное хранилище и пропадут все собранные материалы. Конечно, волновало и то, что за меня беспокоятся близкие люди, начиная с мамы, и что я их подвожу. Лично за себя не так уж сильно волновался.

Я понимал, что меня не убьют и, по всей видимости, не покалечат. В руках государства мне обеспечен некоторый уровень законности, базовые гарантии. Говоря о стереотипах про Афганистан: некоторые писали, что мне грозила смертная казнь, — это неправда. Более того, любое насилие против задержанных запрещено указом верховного лидера. Заключенный может пожаловаться на талиба, который его ударил на допросе, и того арестуют, дней 30 продержат в СИЗО до помилования. С такими силовиками мы находились в одной камере.

Я, как иностранец, в начале всей истории не знал своих прав. Их не зачитывают, адвокат не предоставляется, контактов с внешним миром долгое время не предусмотрено. Иная система.

— Кто сидел вместе с вами?

— Пожилой китаец несуразного вида, который сфотографировал военных. Он говорил только по-китайски и мучился без палочек. Я сделал ему из сухой лепешки. А афганцы себе делали четки из косточек фиников, перебирали, когда отсчитывали молитву. Кормили, кстати, достаточно хорошо, трижды в день, просто пища была нездоровая, очень жирная. Мясо давали, но не каждый день.

Кроме китайца, все были местные, в том числе талибы, бывшие сотрудники разведки. Очень много людей сидит по доносам, зачастую ложным. Обстановка всегда была дружеской, мы старались поддерживать друг друга как товарищи по несчастью, я немного учил их русскому. Я всех помню, пока летел в Россию, на всякий случай, в самолете выписал их имена.

— На стенах камеры были послания от предыдущих сидельцев?

— Да, были надписи и на латинице, и по-персидски, мне было интересно это изучить.

Я в каждом помещении, где сидел, оставлял на стене самое народное русское слово из трех букв. Меня это каждый раз очень веселило и постоянно ободряло.

Как я объяснил местным, это национальная русская подпись. Если русский человек попадет в это место, он поймет, что здесь был другой русский, и это его поддержит.

— Ходят слухи, что в итоге вас «обменяли» на гуманитарную помощь, которую Россия прислала Афганистану после землетрясения.

— Я так не думаю. Более того, я вообще не связываю свое освобождение с действиями российского МИД, посольства и консульства. Изнутри не ощущалось никакого внешнего влияния на мою судьбу. Того же китайца отпустили через 15 дней, а я провел в заключении 52 дня.

Сам следователь мне сказал: «Ты выйдешь, потому что на тебя нет однозначных улик, только косвенные подозрения». На тридцатый день следствие, которое шло неспешно, закончилось. В тот же день меня отвезли на встречу с сотрудниками российского консульства. Им официально сообщили о моем местонахождении за день-два до этого, после полной тишины о моей судьбе.

На тридцать девятый день состоялся суд. Это быстро, суда можно ждать и месяц, и два. Суд снял все обвинения. Судья сказал: «Ну, 40 дней тебе достаточно, больше на политические темы ни с кем не разговаривай. Завтра придет распоряжение в СИЗО, и тебя выпустят, соберешь вещи, поедешь к русским». Но еще 12 суток я просидел просто так, из-за каких-то проволочек. Поэтому в последние два дня я объявил голодовку. Пришел начальник, ласково просил меня прекратить, даже разрешил отдохнуть на лужайке.

— Вы можете свободно вернуться в Афганистан?

— Да, я чист перед законом. Но я поклялся больше не приезжать за свой счет и без гарантий безопасности. Ранее я в течение 11 лет всем рекомендовал Афганистан как не самое страшное место в мире и даже собирался с местными друзьями зарегистрировать туристическую фирму, чтобы приглашать россиян. Больше я не буду продвигать туристические поездки в Афганистан и сам вернусь только при приглашении от кого-то и сопровождении. Я по-прежнему не имею больших претензий к режиму, но больше не хочу становиться жертвой произвола отдельных силовиков.

— У меня сложилось мнение, что вы довольно негативно относитесь к проамериканскому режиму и лучше — к «Талибану». Но все-таки до недавнего времени наша страна считала их террористической организацией?

— Я не политолог. Думаю, российские власти приняли решение, которое вполне соответствует текущей ситуации в мировой политике.

Когда мы говорим о действиях «Талибана», нельзя забывать о том, что творила Республика, и как относились, например, к военнопленным талибам.

— Жестокость порождает жестокость, ненависть порождает ненависть?

— Так и есть, к сожалению.

В целом у меня сложилось впечатление, что здесь, пока что, не настолько ценят человеческую жизнь, как это принято в России и европейских странах.

— Вы считаете это следствием долгой войны?

— Я не могу сразу так объективно оценить, но забивание камнями, например, было традицией задолго до войны, и безусловно повлияло на общественное сознание.

— А что касается положения женщин в Афганистане?

— Пока это нерешенная проблема — образование девочек после шестого класса. Сказано, что это поставлено на паузу, но сколько продлится эта пауза, неизвестно.

Что касается ограничений, на самом деле, выполняются не все. Я видел женщин, которые гуляют по городу, даже с незакрытым лицом, особенно на каком-нибудь базаре. Когда был праздник в начале июня, женщины активно шопились на базаре, их было объективно больше, чем мужчин. Есть ситуации, которые местная власть не может и не стремится пересечь.

— Как вы думаете, после наступления мира их общество со временем изменится?

— Не могу давать прогнозы. Но, думаю, если мировые игроки оставят Афганистан в покое и позволят ему развиваться без экономических санкций и военных действий, относительный прогресс неизбежен.

Даже за прошедшие четыре года он очевиден. Среди моих сокамерников были противники режима в прошлом, которые работали в полиции и армии при американцах. Пожив при талибах, они поменяли мнение и говорили мне, как довольны, что в Афганистане наконец установился по-настоящему исламский режим, а прошлое правительство называли неверными и недостойными.

— Я полагала, что после победы «Талибана» были массовые репрессии против тех, кто сотрудничал с американцами?

— Была люстрация. На начальном этапе кто-то мстил в частном порядке, поэтому могла быть волна насилия, но официально для бывших силовиков, чиновников объявлена амнистия, и они возвращаются из-за границы под гарантии безопасности. Среди таких есть мои знакомые, и их действительно не тронули. Понимаете, при Республике многие были вынуждены сотрудничать с властью, у необразованного человека не было особого выбора, куда идти работать, кроме силовых структур.

Я считаю, что у афганцев та власть, которую они заслуживают, текущее положение вещей соответствует их взглядам, уровню развития, потребностям. И талибы это не какие-то инопланетяне, которые прилетели и покорили страну, наоборот, это продукт их общества. А вот предыдущая власть была чуждой и держалась только на поддержке оккупационной группы стран из американцев и их союзников.

*  движение внесено в список террористических организаций