Вспомнилась одна история — про племянницу моей двоюродной сестры, Ксении. Жизнь её сложилась интересно, вышла она замуж за человека из другого круга. Дмитрием звали. Богатый, владелец сети отелей. А Ксения — простая, из семьи, где каждая копейка на счету. Работала продавцом в косметическом магазине. Помню, на свадьбе было заметно это неравенство. Со стороны жениха — дорогие костюмы, сдержанные улыбки, взгляды, оценивающие каждую деталь. Со стороны невесты — простые, искренние, немного растерянные лица. А сама Ксения стояла в белом платье с таким ясным, спокойным взглядом. Не робким, а именно спокойным. Будто знала что-то такое, чего эти важные гости с их счетами в банках знать не могли.
Мать Дмитрия, Ирина Львовна, на той свадьбе была похожа на монумент. Высокая, статная, в дорогом платье фиолетового цвета. Она была серьёзной, даже настороженной. Стояла отдельно, держа бокал с шампанским, и смотрела на всю эту картину будто на дурной сон. Я тогда подошел поздравить, говорю: «Красивая пара». Она на меня посмотрела поверх очков, губы поджала и ответила сухо: «Брак — это не только про красоту, Андрей Сергеевич. Это про соответствие».
— Соответствие чему? — не удержался я.
— Положению, — отрезала она и отошла.
С тех пор я за их историей наблюдал со стороны. От сестры слышал, от общих знакомых. Жили они, вроде бы, хорошо. Дмитрий — человек серьёзный, в бизнесе жёсткий, а дома, говорят, преображался. Ксения не кичилась его богатством. Никаких бриллиантов размером с грецкий орех, никаких постов в соцсетях из дорогих курортов. Одевалась просто, по дому всё делала сама, хотя и горничные были. Деньги мужа Ксюшу не испортили, она продолжала работать в магазине косметики, потому-что сама так хотела. В этом была её сила, которую Ирина Львовна принять не могла. Для неё это было признаком дурного тона.
А потом у них родилась дочь. Казалось бы, радость. А для Ирины Львовны — последняя капля. Ждала, наверное, наследника, продолжателя «фамилии». А родилась девочка. И пошло-поехало.
Встретил я как-то Дмитрия в городе. Выглядел уставшим, помятым. Разговорились. Спросил я про дела, про семью. Он вздохнул тяжело, в глазах — та самая усталость, что копится годами.
— Мать, Андрей, совсем извелась. Каждый раз звонок — как допрос. «Почему Ксения в той же одежде ходит, что полгода назад? Соседи видели, что она ребёнка в обычный муниципальный парк водит!» Я уже не знаю, что отвечать.
— А ты сам-то что думаешь? — спрашиваю.
Помолчал он, в сторону посмотрел.
— Я думаю, что жена у меня золотая. Никаких интриг, никаких капризов. Дом — полная чаша. Дочка её обожает. А мать… Мать считает, что я под гипнозом каким-то нахожусь.
Ирина Львовна, как мне потом сестра рассказывала, дошла до того, что наняла частного детектива. Искала компромат на Ксению. Мол, «она не может быть такой святой, наверняка любовника на стороне имеет или втихаря что-то планирует». Детектив поработал исправно. И нашёл.
Помню, сестра звонит, голос взволнованный: «Андрей, представляешь, Ирина Львовна целую папку фотографий принесла Дмитрию!» В папке были фотографии Ксении. Она в старом, потрёпанном пуховике, с огромными пакетами. Заходит в какое-то невзрачное здание. Детектив выяснил — это приют для бездомных. Ксения туда ездила регулярно. Старые вещи свои и Дмитрия относила, детскую одежду, игрушки, книги. Помогала, чем могла. Тайно. Никому ни слова.
Ирина Львовна это как компромат и подала. Собрала их как-то у себя в гостиной, в этой самой, с золотыми обоями и хрустальными люстрами. Разложила снимки на столе будто карты, с торжествующим видом.
— Ну, сынок, смотри, — говорит. — На кого ты променял нашу фамилию. Смотри, чем твоя жена в свободное время занимается. Таскается по каким-то трущобам, общается с отбросами общества! Это же позор! Репутацию нашу в грязь втопчет!
Рассказывали, что Дмитрий молча смотрел на фотографии. На снимках Ксения была сфотографирована крупно — несёт эти пакеты, улыбается кому-то из обитателей приюта, ребёнка за руку держит. Лицо у неё было светлое, умиротворённое. Дмитрий поднял глаза на мать. И голос у него, обычно ровный, спокойный, стал твёрдым и резким, как сталь.
— Это, мама, называется — иметь сердце. Жаль, тебе это незнакомо.
Он собрал фотографии и вместе с папкой бросил их в камин. Ирина Львовна, по словам сестры, осталась стоять посреди гостиной — бледная, в ступоре. Словно её обухом по голове ударили. Она ждала чего угодно — оправданий, скандала, просьб о помощи. Но только не этого. Не прямого, грубого отпора.
После этого случая Дмитрий поступил решительно. Переписал значительную часть своих активов на Ксению. Не из-за обиды, думаю, а из-за желания защитить, показать, где его настоящая семья. Сказал ей: «Теперь ты независима. Никто не посмеет сказать, что ты со мной из-за денег». Ксения сначала растерялась, плакала. А потом приняла это как данность, как его доверие.
Ирина Львовна, когда узнала, впала в настоящую ярость. Звонила всем родственникам, кричала, что сын под каблуком, что его обобрали. Но голос её уже звучал иначе. Не с позиции силы, а с отчаянием. Она проиграла. И проиграла не какой-то хитрой интриганке, а простой девушке с добрым сердцем, которого у неё самой не оказалось.
Финал этой истории я видел своими глазами. Случайно. Шёл я как-то через центральный парк. День был солнечный, тёплый. Вижу, на скамейке сидит Ксения. Дочка её, маленькая Машенька, на качелях качается неподалёку, няня за ней присматривает. Я приостановился, постоять в стороне.
И тут вижу — с другой стороны аллеи стоит Ирина Львовна. Стоит и смотрит на них. Уголки её губ дрогнули. Напряжение в них ослабло, и проступила улыбка — робкая, неуверенная, будто пробивающийся сквозь лёд первый луч. Искренняя, не для показухи, рождённая где-то глубоко внутри, там, куда не добирались ни её амбиции, ни предрассудки.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. 🔔 ЧИТАТЬ ЕЩЕ 👇