Сопровождавшие Владимира Путина чиновники не слишком охотно делились деталями российско-турецких переговоров в Астане. Однако это тот редкий случай, когда их тематика была известна заранее, причем не из уст каких-то экспертов и политологов, а от первоисточника. Месяц назад в Санкт-Петербурге Владимир Путин даже не пытался скрыть своего раздражения политикой турецких властей.
Отвечая на невинный вопрос агентства Анадолу о перспективах создания газового хаба, президент по собственной инициативе раскритиковал Анкару за военное сотрудничество с Украиной и пренебрежение экономическими связями с РФ. Путин рассказал, что Украина постоянно пытается нанести удары по газопроводам, поставляющим газ в Турцию. А российские корабли, охраняющие газотранспортную систему, проложенную по дну Черного моря, подвергаются атакам беспилотных катеров. «Просто проинформируйте, пожалуйста, нашего друга президента Эрдогана о том, что происходит в реалиях», — обратился тогда к турецкому журналисту ВВП. Однако встреча в Астане сняла необходимость в каких-либо посредниках: президент наверняка воспользовался случаем, чтобы лично высказать накопившиеся претензии.
Анкара, как известно, не менее активно, чем другие страны НАТО, помогает Киеву противостоять РФ. От Турции ВСУ получают в том числе те самые беспилотники, которые атакуют газопроводы, а также бронетранспортеры и САУ. В феврале этого года генсек НАТО Йенс Столтенберг публично расхвалил Турцию не только за поставки оружия и боеприпасов, но и за развитие на Украине производственных мощностей. Последний пассаж относился к старту строительства в Киевской области завода по производству байрактаров — объект, рассчитанный на 120 дронов в год, планируется ввести в эксплуатацию уже в 2025 году. Позитивная для Украины и Запада новость была крайне негативно встречена в Кремле. По слухам, именно после этого Владимир Путин отменил уже согласованный с турками (и практически анонсированный) визит в Анкару.
Параллельно сотрудничеству Турции и Украины на российском треке развивается совсем другой сюжет, который также является раздражителем для Москвы. Во-первых, турки, похоже, окончательно отказались от идеи покупать истребители Cу-35 и Су-57 вместо американских F-16. А во-вторых, возобновили переговоры с США о возвращении в программу производства F-35. Условием для возвращения является отказ от российских зенитных установок С-400, и поставка второй партии действительно задерживается. Более того: представители оборонного комплекса Турции уже громогласно заявили, что ни С-300, ни С-400 им более не нужны — сами, мол, с усами, и вообще, сотрудничество внутри НАТО — превыше всего. Не то чтобы Владимир Путин в этом сильно сомневался (особенно после снятия вето на присоединение к альянсу Швеции), но изменившаяся позиция Турции в сфере военно-технического сотрудничества явно требует пояснений первого лица.
Другая не менее важная тема — торгово-экономические отношения. Не секрет, что в 2022 году Турция превратилась в своего рода «хаб» для параллельного импорта в РФ — товарооборот двух стран подскочил сразу на 80%, до рекордных $68 млрд. Однако уже в 2023 году объемы торговли снизились до $56 млрд. А в 2024-м — падение ускорилось до 35% год к году. Причина — угроза вторичных санкций со стороны США, заставившая турецкие банки практически полностью заморозить осуществление платежей с Россией. В разговоре с корреспондентом Анадолу Владимир Путин прокомментировал ситуацию так: власти Турции «сделали упор на получение кредитов, инвестиций, на получение грантов из западных финансовых институтов» в ущерб торгово-экономическим связям с Россией. Иными словами: пошли на поводу у Вашингтона вместо того, чтобы развивать взаимовыгодное сотрудничество с Москвой.
Обида, к слову, вполне объяснимая — просьбы самого Эрдогана в Кремле старались выполнять. В свое время Турция получила $20 млрд на строительство АЭС «Аккую». А перед президентскими выборами — отсрочку за поставленный в 2022 году газ. (Сейчас, кстати, Анкара прекрасно зарабатывает на российском топливе, выгодно перепродавая его в страны, отказавшиеся от прямых закупок, в частности Болгарию и Молдавию.)
Москва, очевидно, рассчитывала, что в трудную минуту тоже сможет рассчитывать на турецких друзей, но когда она наступила, выяснилось, что дружба, конечно, дружбой, а табачок врозь — ссориться с США, терять доступ к долларовым инвестициям и кредитам турки не захотели. Владимир Путин в июне заявил, что потерь от такого решения для Анкары в результате «будет больше, чем приобретений». А также предупредил о нарастании проблем в турецкой экономике, где ключевая ставка уже достигла 50%, а инфляция бьет рекорд за рекордом. Впрочем, непосредственно перед переговорами с Эрдоганом градус риторики был понижен: на встрече с главой МИД Турции президент объяснил снижение товарооборота не зависящими от властей причинами, а именно «корректировкой цен на основные наши товары экспорта и импорта». По всей видимости, это означает, что Москва подготовила предложения, как обезопасить платежи от санкций Вашингтона и вернуть двустороннюю торговлю на прежний уровень. В нынешней ситуации «плохой мир» с Эрдоганом оказался для Владимира Путина лучше «доброй ссоры».
Хотя, по данным Турстата, основной номенклатурой турецкого экспорта в РФ являются цитрусовые, запчасти и прицепы, дьявол, как всегда, кроется в деталях. В прошлом году более 20% стоимости ввезенных товаров пришлось на промышленное оборудование — это те самые станки, дефицит которых является критически важным для российской экономики, особенно в условиях СВО. Если сравнивать с 2019 годом, их поставки выросли в 4 раза. Отказаться от высокотехнологичного параллельного импорта (а это не только станки, но и электроника) Россия пока не в состоянии. А значит, придется договариваться, тем более что Москве по-прежнему есть что предложить. Это по традиции скидка на газ (Эрдоган, как известно, рассчитывает на 25%) и уступки на сирийском треке. После визита главы МИД Турции в Москву турецкие СМИ написали, что Путин больше не настаивает на полном выводе турецких войск с севера Сирии как условии для переговоров с Башаром Асадом. Очевидно, что этот вопрос теперь уже на высшем уровне обсуждался в Астане.