Раннее субботнее утро. В квартире тишина, слышно лишь мерное посапывание мужа из спальни. Лилия стоит у плиты. Без пятнадцати семь, а она уже растапливает масло на сковороде, достаёт из холодильника яйца, колбасу, сыр. Сын Артём любит яичницу с колбасой, муж Дмитрий — с сыром. Чайник закипает первым пробуждающим звуком дня. За окном — серый рассвет. Лилия посмотрела на пустую улицу и задумалась о том, что у соседки снизу, Ольги Васильевны, сегодня выходной. Та работает вахтой, две недели через две, и в свои выходные отсыпается до десяти. Лилия же и не вспомнит, когда последний раз спала дольше семи. Она разложила завтрак по тарелкам, аккуратно, красиво. Накрыла на стол. И пошла будить мужа и сына. Первая попытка — тихая, сдержанная: «Дима, Артём — завтрак». Вторая, через десять минут, уже громче: «Артём, вставай, проспишь тренировку». Слышится тяжёлое кряхтение, шарканье тапочек, хлопанье дверей. К тому времени, как они расселись за стол, Лилия уже успела развесить постиранное бельё наРаннее субботнее утро. В квартире тишина, слышно лишь мерное посапывание мужа из спальни. Лилия стоит у плиты. Без пятнадцати семь, а она уже растапливает масло на сковороде, достаёт из холодильника яйца, колбасу, сыр. Сын Артём любит яичницу с колбасой, муж Дмитрий — с сыром. Чайник закипает первым пробуждающим звуком дня. За окном — серый рассвет. Лилия посмотрела на пустую улицу и задумалась о том, что у соседки снизу, Ольги Васильевны, сегодня выходной. Та работает вахтой, две недели через две, и в свои выходные отсыпается до десяти. Лилия же и не вспомнит, когда последний раз спала дольше семи. Она разложила завтрак по тарелкам, аккуратно, красиво. Накрыла на стол. И пошла будить мужа и сына. Первая попытка — тихая, сдержанная: «Дима, Артём — завтрак». Вторая, через десять минут, уже громче: «Артём, вставай, проспишь тренировку». Слышится тяжёлое кряхтение, шарканье тапочек, хлопанье дверей. К тому времени, как они расселись за стол, Лилия уже успела развесить постиранное бельё на…Читать далее
Раннее субботнее утро. В квартире тишина, слышно лишь мерное посапывание мужа из спальни. Лилия стоит у плиты. Без пятнадцати семь, а она уже растапливает масло на сковороде, достаёт из холодильника яйца, колбасу, сыр. Сын Артём любит яичницу с колбасой, муж Дмитрий — с сыром. Чайник закипает первым пробуждающим звуком дня.
За окном — серый рассвет. Лилия посмотрела на пустую улицу и задумалась о том, что у соседки снизу, Ольги Васильевны, сегодня выходной. Та работает вахтой, две недели через две, и в свои выходные отсыпается до десяти. Лилия же и не вспомнит, когда последний раз спала дольше семи.
Она разложила завтрак по тарелкам, аккуратно, красиво. Накрыла на стол. И пошла будить мужа и сына. Первая попытка — тихая, сдержанная: «Дима, Артём — завтрак». Вторая, через десять минут, уже громче: «Артём, вставай, проспишь тренировку». Слышится тяжёлое кряхтение, шарканье тапочек, хлопанье дверей.
К тому времени, как они расселись за стол, Лилия уже успела развесить постиранное бельё на балконе.
—Мама, где мой чёрный худи? — не глядя на неё, спрашивает Артём, уткнувшись в телефон.
— В шкафу, на второй полке. Постирала вчера.
— А носки синие в полоску?
— В твоём ящике, слева.
Муж Дмитрий, просматривая новости на телефоне, протягивает пустую чашку в её сторону. Молча. Лилия берёт её, доливает кипятка из чайника, ставит обратно. Она села с краешку, допивая свой чай уже остывшим. Её собственная тарелка осталась пустой — есть пока не хотелось.
— Лиль, что на обед? — спрашивает Дмитрий, отрываясь от экрана.
— Суп куриный, отбивные с картошкой.
— Надеюсь без лука в супе, а то Артём не ест.
— Конечно. Я не забыла.
Дмитрий считал свой семейный долг выполненным, когда приносил конверт с деньгами раз в месяц. Всё остальное — женская территория. Он говорил это с гордостью, даже с оттенком старомодного рыцарства: «Мужчина не должен мешаться на кухне, его дело — обеспечивать».
Артём, наблюдая за отцом, усваивал уроки быстро. Вещи бросал где попало, тарелки после еды оставлял в раковине. На просьбы помочь развесить бельё или вынести мусор смотрел с искренним недоумением: «Мама, я же уроки делаю» или «На тренировку опаздываю». Дмитрий поддерживал его: «Да отстань ты от парня, мужчине негоже по кухням шляться. У него учёба, спорт, куда важнее всего этого».
Лилия отмалчивалась. Что тут скажешь? Всё ведь логично с их точки зрения. Она устало мыла посуду, собирала носки по всей квартире, тащила тяжёлые сумки из магазина, чувствуя, как плавно и неотвратимо превращается в часть интерьера — в удобную, вечно функционирующую машину по обслуживанию их жизни.
Перелом наступил в четверг, после работы. Лилия, забежав в гипермаркет после работы, набрала два огромных пакета. Недельный запас: пачки с макаронами, банки, молоко, крупы, овощи, мясо для котлет. Ручки пакетов впивались в пальцы. Она несла их до дома, останавливаясь на каждом углу, чтобы перевести дух. Последний отрезок — лестница до их пятого этажа. Лифт, как назло, снова был на плановом обслуживании.
Она поднималась, ухватив оба пакета в одну руку, второй цепляясь за перила. Сердце колотилось, в висках стучало. На третьем пролёте ручка одного пакета соскочила с пальцев. Рывок, потеря равновесия. Она попыталась удержаться, но тяжесть потянула её назад. Глухой удар о бетонный выступ, резкая боль в запястье, и грохот рассыпающихся по лестнице банок. Она сидела, прислонившись к стене, сжимая несчастную руку. Пакет порвался, гречка и рис медленно высыпались на грязный пол.
Соседи вызвали скорую. Дмитрия с работы срочно вызвали домой. Когда он примчался, его лицо было бледным от испуга. Он увидел жену на носилках, её перекошенное от боли лицо, и растерялся.
— Лиля… Как же так… Что случилось?
— Упала… С сумками… — с трудом выговорила она.
В больнице, когда гипс был уже наложен и боль притупилась уколом, наступило молчание. Дмитрий сидел на стуле рядом с койкой, смотрел на загипсованную руку жены и не находил слов. В его голове, привыкшей к чётким схемам «заработал — принёс», бушевала настоящая буря. Сломанная рука выбила из колеи не только Лилию. Она обнажила хрупкость всего их уклада.
— Кто же теперь… — он начал и запнулся. — Дома же всё… Артём один… Ему ужин…
Лилия закрыла глаза.
Всю дорогу домой Дмитрий молчал, изредка покряхтывая.
— Как же теперь… — начал он, входя в квартиру и оглядываясь.
Лилия прошла в спальню, не отвечая. Боль и усталость накрыли её с головой. Она слышала, как муж ходит по кухне, открывает холодильник, что-то роняет и тихо ругается.
Утром она вышла из комнаты. Картина была привычной и от того ещё более невыносимой. На столе — вчерашние тарелки с засохшими остатками ужина, которые Дмитрий и Артём, видимо, просто сдвинули в сторону, чтобы освободить место для чашек. В раковине — гора посуды. На полу — крошки, следы от обуви. Артём сидел, натягивая кроссовки.
Она посмотрела на этот хаос, на свои загипсованные пальцы, торчащие из перевязки. И впервые за много лет не почувствовала ни злости, ни обиды. Только ледяную, кристальную ясность. Она взяла сумочку, накинула пальто одной рукой и вышла из квартиры.
Вернулась через час. Принесла что-то в пакете. Молча, преодолевая боль, она выложила на кухонный стол пачки бумажных тарелок, пластиковые стаканы, одноразовые вилки и ложки. Достала упаковки замороженных пельменей, блинчиков с мясом, и несколько пачек доширака.
— Вот, — сказала она тихо.
Отец и сын, собравшиеся было на выход, замерли.
— Это что? — спросил Дмитрий.
— Ваша еда. Теперь на ближайшее время. Греть в микроволновке. Тарелки и стаканы после использования — в мусорное ведро.
— Ты что, с ума сошла? На одноразовой посуде?! Это ж сколько денег!
— Столько, сколько стоит мой труд, — ответила она так же спокойно. — Уборка теперь ваша обязанность. У меня рука в гипсе. А вы своими, как я вижу, пользоваться не собираетесь. Ну и ладно.
Она развернулась и пошла в спальню. Оставила их среди грязи с пачкой бумажных тарелок в руках.
Первые два дня они пытались бунтовать. Дмитрий вечером, обнаружив, что ужин сам собой не появится, бухтел на кухне, варил пельмени и ел их из картонной тарелки, злобно скомкав её потом и швырнув в переполненное ведро. Артём ходил голодный, ковырялся в холодильнике, делал себе бутерброды, оставляя крошки и масляные пятна повсюду. Горы грязной одежды росли в ванной. Пыль слоем лежала на мебели. В квартире запахло затхлостью, везде был беспорядок и раздражение.
Лилия не вмешивалась. Она читала, смотрела в окно, аккуратно, одной рукой, заваривала себе чай и мыла свою единственную чашку. Она будто наблюдала со стороны за жизнью двух незнакомых мужчин, которые не умеют обслуживать себя сами.
К третьему дню Дмитрий начал звонить. Сначала своей маме, но та жила далеко. Потом, видимо, советовался с кем-то из коллег. Вечером он попытался заговорить.
— Лиль, это же ненормально. Мы живём как свиньи. Неужели нельзя как-то по-другому? Ты же хочешь помочь…
— Я помогала. Двенадцать лет, — перебила она его, не отрываясь от книги. — Сейчас я на больничном. И, как вижу, моя помощь была настолько естественна, что её даже не замечали. Пока она не закончилась.
На седьмой день Дмитрий, в очередной раз пытаясь разогреть замороженную пиццу на картонной подложке, испачкав всю микроволновку, сдался. Он вошёл в комнату, где Лилия сидела у окна. Лицо у него было серое, осунувшееся.
— Хватит. Ладно. Мы поняли. Как дальше-то жить? Ты скажи.
Лилия медленно закрыла книгу. Подошла к столу, взяла лист бумаги и ручку. Написала разборчиво, печатными буквами график дежурств.
Она протянула листок мужу.
— Моя работа прислуживать вам закончилась. Вот варианты. Или вы оба становитесь частью этой семьи. С обязанностями. Или я уезжаю к маме, где меня ценят и помогают. Выбирайте.
Дмитрий читал, и руки его дрожали. Не от гнева — от стыда и осознания масштаба катастрофы, которую он так долго игнорировал.
— Артём! Иди сюда! — крикнул он, и в голосе впервые зазвучала не привычная повелительная нота, а что-то сломленное.
Подросток вошёл, насупившись. Увидел график. Лицо его исказилось.
— Что?! Я посуду мыть?! Пап, да ты что! У меня учёба!
— Молчи! — рявкнул отец так, что сын вздрогнул. — Смотри. Это теперь наш с тобой закон. Или мы его выполняем, или… или мы остаёмся здесь одни. В грязи и с голодухи. Ты хочешь есть? Хочешь чистые вещи? Вот тогда смотри сюда.
Артём посмотрел на мать. Та сидела прямо, её гипсовая рука лежала на коленях. В её взгляде не было ни злорадства, ни мольбы. Была только твёрдая, непоколебимая решимость. Он впервые увидел в ней не источник бесконечного обслуживания, а человека. Человека, который может уйти и не вернуться.
Он опустил глаза, пробормотал:
— Ладно. Я… я попробую.
Вечером в тот же день Дмитрий, кряхтя, мыл пол на кухне. Вода была слишком горячей, швабра выскальзывала из рук. Артём, скрипя зубами, оттирал пригоревшую сковородку. Лилия сидела в гостиной и смотрела на них. Она не чувствовала победы. Она чувствовала лишь справедливость, которая, наконец, восторжествовала.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ — Пристыдила мужа так, что до него наконец-то дошло.