Оксане было лет тридцать, она работала бухгалтером. Спокойная и рассудительная женщина, любила тишину и порядок. Вышла замуж за Игоря, парня вроде бы неплохого, работящего. Жили они в трёхкомнатной квартире его родителей. В одной из комнат с ними проживала мать Игоря, Валентина Петровна. Женщина она была одинокая, с тонкими, всегда чуть поджатыми губами, и взглядом, который, казалось, видел всё. Страдала она бессонницей. И, как выяснилось, находила от неё весьма своеобразное лекарство.
В первый раз это случилось через месяц после свадьбы. Оксана, сквозь дремоту почувствовала, как дверь в спальню тихо скрипнула. В щель проник свет из коридора, и на его фоне возник силуэт. Она притворилась спящей. Валентина Петровна, словно призрак, скользнула в комнату, подошла к кровати, где спал Игорь. Села на край и осторожно потрясла его за плечо.
— Игорек, — прошептала она голосом, полным таинственности и страдания.
— Ты спишь?
Игорь, кряхтя, открыл глаза.
— Мам? Что такое?
— Ничего, сынок. Не спится. Можно тебя спросить?
Не дожидаясь ответа, она устроилась поудобнее и начала свой ночной монолог. О соседях, о даче, о болях в суставах. Шепот её был громким, настойчивым, заполняющим всю комнату. Игорь бурчал что-то, но не прогонял её. Оксана лежала неподвижно, слушая этот странный дуэт – шёпот свекрови и сонное бормотание мужа. Час. Потом ещё полчаса. Потом Валентина Петровна, словно насытившись, ушла, оставляя за собой тяжёлый шлейф нарушенного покоя.
Наутро Оксана попыталась поговорить.
— Игорь, это же ненормально. Твоя мать заходит к нам ночью. Я не высыпаюсь.
— Она не может заснуть, — отмахивался Игорь, заваривая кофе. — Ей просто поговорить нужно. Она одна. Потерпи. Накопим на первый взнос и переедем.
Но «приходы» повторялось каждую ночь. Иногда через ночь. Ритуал был один: скрип двери, шаркающие шаги до края кровати к сыну, и – тихий, бесконечный поток слов. Оксану она не замечала. Совсем. Будто её, лежащей в двух шагах, не существовало. Это было самое унизительное – быть невидимкой в собственной спальне.
Оксана стала засыпать на работе. Цифры в отчётах плясали перед глазами. Начальник делал замечания. Нервы были натянуты, как струны.
Однажды ночь выдалась особенно тяжёлой. Валентина Петровна, усевшись, вздохнула и, погладив Игоря по руке, начала новую тему.
— Игорек, я вот смотрю на вашу жизнь… и тревожусь. Оксана-то у нас какая-то… холодная. Не заботится о тебе. Суп вчера пересоленный был. И смотрит как-то… неласково. Не ценит она тебя, сынок. Не то что…
Оксана лежала с закрытыми глазами, и каждый шёпот свекрови впивался в неё, как игла. Она ждала, что Игорь скажет что-то. Хоть слово. Заступится. Но он молчал. Лишь иногда кряхтел: «Мам, ну…» Это молчание было громче любого крика. Оно было согласием.
На утро Оксана, с кругами под глазами, пошла в атаку:
— Игорь. Пора ставить замок на дверь. Простой крючок изнутри.
Он замотал головой.
— Ты с ума сошла? Она же расстроится!
— А я что, по-твоему, в порядке? — голос её сорвался на шёпот, полный хрипоты. — Я больше не могу. Либо замок, либо…
Она не договорила, но Игорь, увидев её лицо, сдался. Замок поставили. Простой железный крючок.
Ночью раздался стук. Сначала тихий, потом настойчивый.
— Игорек? Открой. Почему дверь закрыта?
Игорь ворочался, не отвечая.
— Игорек! — голос Валентины Петровны стал громче, в нём послышался плач. — Вы что, заперлись от меня? Как от собаки какой? Я же мать!
Игорь не выдержал. Соскочил с кровати, сорвал хлипкий крючок с треском. Дверь распахнулась, и на пороге, в свете коридорной лампы, стояла его мать в ночной рубашке, с лицом, искажённым обидой. Она вошла, не глядя на Оксану, села на прежнее место и начала тихо плакать о своём одиночестве, о чёрной неблагодарности. Игорь сидел, свесив голову, и гладил её по спине. Замок продержался одну ночь.
Кульминация была тихой и оттого еще более чудовищной. Прошло несколько ночей после истории с замком. Оксана, измученная, провалилась в тяжёлый, но чуткий сон. И вдруг её разбудило странное ощущение. Кто-то гладил её по волосам. Медленно, почти нежно. Она открыла глаза. Над ней, в полумраке, склонилась фигура Валентины Петровны. Глаза старушки блестели в темноте. Она водила холодными пальцами по волосам невестки и шептала, обращаясь не то к ней, не то к пустоте:
— Как же ты похожа на Людочку… Та тоже хотела отнять у меня сына… Отнять…
Людочка. Первая жена Игоря, о которой в доме не упоминали. Холодный ужас, острый и бездонный, пронзил Оксану. Она вскрикнула, отшатнулась, ударившись головой о спинку кровати. Крик, наконец, разбудил Игоря. Он включил свет и увидел: мать, застывшую у их постели с пустым взглядом, и жену, прижавшуюся к стене, с широко раскрытыми глазами, полными страха.
— Мама, что ты делаешь?! — голос его сорвался.
— Я? Ничего, — Валентина Петровна опомнилась, её лицо снова стало обычным, обиженным. — Просто поправила одеяло. Спите, спите.
Утром Игорь пытался, как всегда, замять.
— Оксан, она не со зла… У неё в голове… Она просто перепутала.
Оксана слушала его, стоя у плиты. Потом выключила чайник. Повернулась к нему.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Замки — это жестоко.
Она прошла в спальню. Через полчаса вынесла оттуда чемодан. Игорь смотрел, как она, методично и молча, складывает в него свои вещи, книги, документы.
— Что ты делаешь?
— Ты прав, — повторила она, не глядя на него. — Нельзя запираться от твоей матери. Это бесчеловечно. Поэтому мы поступим иначе. Я съезжаю сегодня в съемную квартиру. К чёрту этот взнос.
Игорь остолбенел.
— Как… съезжаешь? Ты что, нас бросаешь?
Она наконец посмотрела ему прямо в глаза. Взгляд её был чистым и неумолимым.
— Я никого не бросаю. Я спасаю себя. Ты можешь остаться здесь. Со своими ночными беседами. Со своей матерью, которая поправляет мне одеяло и сравнивает с твоими прошлыми женщинами. Выбор за тобой, Игорь. Но я свой сделала.
Она взяла чемодан и пошла к двери. В этот момент Валентина Петровна вышла из своей комнаты. Увидев чемодан, она ахнула.
— Куда это ты?! Что за спектакль!
Оксана даже не взглянула на неё. Она смотрела на мужа. Он стоял, раздавленный, глядя то на мать, то на жену у порога. В его лице шла борьба. Борьба между долгом, вбитым в него с детства, и внезапно открывшейся правдой о кошмаре, в котором он заставил жить близкого человека. Правда, оказалось, сильнее.
Он молча кивнул. Прошёл в спальню. Через десять минут вышел с рюкзаком, набитым наскоро.
— Мама, мы съезжаем. Тебе будет спокойнее одной.
Валентина Петровна заголосила, начала хватать его за руки, кричать о предательстве. Но Игорь впервые в жизни не поддался на её голос. Он просто высвободил руку, взял второй чемодан жены и вышел за ней.
Их отъезд в тот туманный осенний день был лучшим аргументом. Не ссоры, не крики, не попытки что-то объяснить. Просто действие. Чёткое, решительное, очерчивающее границы там, где слова оказались бессильны.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ — Муж не мог возразить своей тётке. Пришлось говорить мне.