Сидим мы как-то с Виктором Ивановичем на его старенькой, но ухоженной даче. Уже октябрь, золотой листопад. Березы за окном стоят почти голые, а клен у калитки еще пылает рыжей листвой. Чай в стаканах остывает, а мы молчим. Хорошая это штука – молчание между старыми знакомыми. Неловкости нет, одна только благодать. Виктор закуривает свою вечную «Беломорку», смотрит в окно, и я вижу, как в его глазах, этих глубоких, знающих глазах, оживают воспоминания.
– Вот смотри, Андрей Сергеевич – говорит он, и дым кольцами уплывает в прохладный воздух веранды. – Дерево это я с племянницей своей, Аней, сажал. Лет пятнадцать назад. Она тогда только в учительницы музыки вышла, вся в мечтах, в надеждах. А сейчас… Сейчас у нее своя жизнь, интересная, независимая. И началось-то все, знаешь, с одной осени. Похожей на эту. Золотой, спокойной, а для неё – переломной.
Он отпил глоток чая, сделал паузу.
– Жили они с мужем, Сергеем, в общем-то, хорошо. Обычная жизнь. Он – прораб, человек дела, твердый, решительный. Она – в школе, деток музыке учила. Дом – полная чаша, все как у людей. Но в этой идиллии, я замечал, Аня как-то тускнела. Как будто не жила, а роль свою исполняла. Сергей, он хороший мужик, не пил, не гулял, дом любил, но видел в жизни одну прямую линию: работа – деньги – стабильность. А душа Ани просила чего-то другого. Мелодии какой-то своей.
И вот грянул тот год. В школе, где Аня работала, начались сокращения, перевод на дистант. Ее часы урезали. Для Сергея это была катастрофа. Помню, зашел ко мне, хмурый такой.
— Проблемы, — говорит, — Виктор Иванович. Заказчик меня кинул, и как я не разглядел его сразу?! А тут ещё Анна без работы сидит. Деньги-то нужны. Надо ей срочно куда-то устраиваться, секретарем, продавцом, не важно. Лишь бы стабильно.
— А она что? — спрашиваю.
— А она… — он рукой махнул, — книжки какие-то старые разглядывает. С подругой своей, Ларисой, возится.
Лариса эта – особая статья. Подруга Анина с институтских времен. Женщина с огоньком. Небольшой антикварной лавкой владела, вся в этом своем мире старины, загадок. Она-то Ане и предложила помочь разбирать старинные ноты и музыкальные артефакты. Работа, конечно, непостоянная, но для Ани – как глоток свежего воздуха. Она с головой туда ушла. Вечера напролет сидела над каталогами, фолиантами, в которых пахло пылью и временем.
А Сергей злился. Не понимал он этого.
— Брось ты эти пыльные книжки! — говорил он ей, я как-то в гостях у них был, слышал. — Найди нормальную работу! Нам сейчас нужны стабильные деньги, а не твое хобби.
Аня в ответ молчала, сжимала губы. Глаза у неё в такие моменты становились обиженными. Она не спорила, но и отступать не собиралась. Внутренний стержень в ней всегда был, просто до поры до времени не виден.
Лариса же, та всячески ее поддерживала. Приедет к ним, бывало, с пирогом, с новыми находками.
— Анечка, ты посмотри, какой переплет! — восклицала она. — Здесь целая история. А ноты-то рукописные! Ты же чувствуешь музыку, ты поймешь.
И Аня оживала. В ее глазах зажигался тот самый огонек, которого так не хватало в размеренной жизни с Сергеем. Она рассказывала мне как-то, сидя на этой же веранде:
— Дядя Витя, я будто детективом стала. Каждая нота, каждая пометка на полях – это загадка. А я подбираю ключ. Это же живая история, а не просто бумага.
Сергей все это видел и раздражался еще больше. Ему, человеку, который каждый день имеет дело с бетоном, сметами и графиками, такое занятие казалось пустой тратой времени. Детской забавой. Он боялся этой неизвестности, этого мира, куда он не мог заглянуть и где не мог контролировать свою жену. Его мир рушился. Да и новый кредит весел постоянным грузом.
А потом случилось то самое чудо, которое всегда ждешь, но в которое никогда по-настоящему не веришь. В одной из папок с нотами, которые они разбирали с Ларисой, Аня нашла письмо. Не просто записку, а письмо известного композитора, чьи произведения стали классикой. Оно было вложено в партитуру. Эта находка делала весь сборник бесценным.
Лариса, честная душа, быстро нашла покупателя-коллекционера. Продала и, не скупясь, поделилась с Аней. Очень крупная сумма вышла. Втрое больше, чем Анина бывшая месячная зарплата в школе.
Помню тот вечер. Аня зашла ко мне по пути домой, сияющая.
— Дядя Витя, — говорит, — я сейчас домой иду, а у меня в сумке… целая жизнь. Не только деньги. Признание. Что я не зря…
Я улыбнулся, порадовался за неё. – Иди, – говорю, – порадуй мужа.
Виктор Иванович вздохнул, потушил окурок в пепельнице.
– А обрадовался ли он? – переспросил он, глядя на меня. – Как бы не так. Когда Аня положила на стол тот конверт, Сергей не обрадовался. Он оскорбился. Унизился. Его мир, выстроенный на четких правилах – муж кормилец, жена хранительница очага – дал трещину.
— Ты что это? — говорит он ей, голос холодный, сдавленный. — Содержанкой теперь у своей подруги стала? Подачки принимаешь?
Я потом от Ани слышал эту историю. Говорила, что в тот момент она не разозлилась. Наоборот, на неё нашло какое-то странное, леденящее осознание. Она посмотрела на него прямо, ясно.
— Нет, Сергей. Я просто наконец-то заработала тем, что люблю. А если тебе мешает мой успех — это твои проблемы.
Вот так. Просто и ясно. Как отрезала. Больше она не стала ничего объяснять. На следующий день пошла в банк, открыла свой собственный счет. Продолжила работать с Ларисой. Не из упрямства, а потому что нашла себя. Свое дело. Свой источник и уверенности, и дохода.
Сергею ничего не оставалось. Пришлось принять. Не сразу, конечно. Ходил хмурый, как туча. Но постепенно оттаял. Понял, что жена его – не просто «учительница», а специалист с уникальным знанием, чье, как он думал, детское увлечение, может приносить серьезные плоды. Пришлось ему свою гордость проглотить, свои взгляды пересмотреть. Горькое это лекарство – переоценка принципов, но необходимое.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Если захотите поддержать — буду знать, что стараюсь не зря https://dzen.ru/bolhoz?donate=true.