Не только столицу Свердловской области, но и всю страну шокировала новость, от которой сжимается сердце от ужаса и боли. В начале ноября был арестован молодой человек, который признался в инцесте с младшей сестрой.
ШРАМЫ ДУШИ И ТЕЛА
Ученица 8-го класса одной из школ Екатеринбурга, отличавшаяся замкнутостью и бледностью, внезапно потеряла сознание. Прибывшие по вызову медики установили глубокое психоэмоциональное истощение, а в ходе беседы с психологом и представителями правоохранительных органов девочка нашла в себе смелость рассказать правду: последние семь лет она подвергалась насилию со стороны старшего брата.
Это сложно воспринимается, но Егор (имя изменено) начал растлевать Веру (имя изменено), когда ей было всего 7 лет, а ему — 15. На данный момент известно, что 22-летний преступник, работавший кладовщиком, не стал отрицать факта сексуальных домогательств к младшей сестре и даже попытался цинично оправдать свои отвратительные действия тем, что таким образом «хотел изучать анатомию женского тела».
В настоящий момент Вера находится в больнице. Ее брат-извращенец — в СИЗО. Их мать утверждает, что «не подозревала о том, что такое происходило в семье» и «пока переваривает все это». Обществу также предстоит осмыслить произошедшее и попытаться ответить на множество вопросов. Например, почему жертва молчала в течение стольких лет? Почему даже мать не замечала ужаса, происходящего в ее доме? Почему, находясь в условиях систематического насилия со стороны брата, дочь ничего ей не сообщала? Или сообщала, но все жалобы родительница игнорировала, списывая на детские фантазии?
— Часто люди предпочитают не вмешиваться в «чужие семейные дела», проходят мимо тревожных сигналов, предпочитая не замечать проблему или просто не видя явных знаков, потому что так проще и спокойнее. Это молчаливое попустительство, к сожалению, делает нас всех соучастниками трагедии, — признает горькую реальность психолог Мария Голубева. — Недавно Следственный комитет сообщил, что каждое третье преступление против ребенка совершается родственником или знакомым семьи — отцами, отчимами, братьями. И почти 80% жертв не обращаются за помощью, потому что их парализуют страх, вина, зависимость и чувство ответственности за разрушение семьи, ведь детям внушают, что не следует выносить сор из избы, о происходящем в семье «нельзя рассказывать» и «никто тебе не поверит».
Ребенок не может объективно оценить происходящее, в его сознании формируется ложная связь — любовь и боль переплетаются, а насильник часто представляется «заботливым», «своим». Обычно агрессор переходит границы, потому что уверен: никто не узнает о его деяниях. И часто оказывается прав. Жертва замолкает. И этот молчаливый страх — лучший союзник преступника.
Эксперты считают, что дети, ставшие жертвами насилия, не говорят о нем по многим причинам: из-за страха, стыда, угроз и даже от незнания того, что регулярное плохое поведение ненормально. Для ребенка, который подвергается насилию в юном возрасте и на протяжении многих лет, насилие становится частью повседневной жизни. Вот только себя не обманешь. Пряча свою боль из страха, стыда или угроз, страдания все равно проявятся не напрямую — через ухудшение успеваемости, агрессию, замкнутость, нежелание возвращаться домой, проблемы со сном и питанием, а иногда, как в случае с Верой, через психосоматическую реакцию тела. Она просто отключилась. Терпела-терпела — и сломалась.
ЦЕНА МОЛЧАНИЯ
— Обморок девочки — это не просто физическая реакция, а крик души, последнее предупреждение организма о полном истощении ресурсов. Это яркий симптом крайней степени хронического стресса, — продолжает Мария Голубева. — У нее, скорее всего, разовьется посттравматическое стрессовое расстройство, которое проявится в навязчивых воспоминаниях, кошмарах, повышенной тревожности, депрессии, трудностях с доверием к людям, низкой самооценке, страхе близости и проблемах в формировании здоровых отношений в будущем.
Предполагаю, что поведение Егора также свидетельствует о серьезных психопатологических отклонениях. Это может проявляться в полном отсутствии эмпатии, стремлении к доминированию и контролю, манипулятивности, искажённом понимании личных границ и патологии власти.
Молодой человек сам мог быть жертвой деформации личности, вероятно, имеет глубокие антисоциальные наклонности или сам пережил насилие в детстве. Это ни в коем случае не оправдывает его, но указывает на необходимость комплексной работы с такими людьми в системе реабилитации.
Мы все считаем, что семья должна быть убежищем, местом безусловной любви, защиты и поддержки. В данном случае она стала источником страданий. И это высшая степень предательства доверия. Кроме того, каждый ребенок должен быть уверен, что ему поверят, защитят и помогут, если он решится заговорить. Молчание же убивает душу и разрушает личность человека изнутри. Как и произошло с 14-летней школьницей из Екатеринбурга. Морально мы все несем ответственность за то, что не создали для нее (и сотен других) среды, где она могла бы говорить и быть услышанной раньше.
Хотя школы начинают чаще приглашать психологов, проводить уроки личных границ и показывать документальные фильмы о том, как не бояться говорить открыто, этого все еще недостаточно. Мы отказываемся вмешиваться в «дела семейные» и убеждаем себя, что «это не наше дело», а в это время преступления спокойно существуют за закрытыми дверями, пока однажды ребенок не упадет в обморок на уроке, не выдержав тяжести своей тайны.
Задача взрослых — не требовать объяснений от детей, не обвинять их, а слушать. Иногда достаточно просто сказать: «Ты можешь мне доверять». И если ребенок говорит о насилии, всегда верьте ему. В дальнейшем разберутся специалисты. Главное — не оставлять человека одного и помнить: вина всегда лежит на взрослом, а не на ребенке.
Елена Хакимова