Угольная промышленность готова перехватить лидерство у нынешних флагманов сырьевой отрасли России — нефти и газа. Как недавно отметил президент Путин, уголь по-прежнему занимает значительное место в мировом энергобалансе. Наша страна не остается в стороне и в следующем году намерена значительно увеличить экспорт твердых углеводородов на международный рынок. Однако сначала отечественным шахтерам предстоит решить внутренние проблемы — неподъемные долги перед кредиторами и огромные убытки, которые по итогам года могут составить значительную сумму в 300 млрд рублей.
Под «горючий камень» вода не течет
Российская угольная промышленность обещает стать одним из главных объектов интереса российских чиновников, ответственных за сырьевую отрасль страны. После введенного в 2022 году моратория ЕС на импорт «горючего камня» из нашей страны, российские производители перенаправили свои поставки с рынков Старого Света на Азиатско-Тихоокеанский регион. В настоящее время более 75% экспорта российского угля направляется в Китай, Индию, Турцию и другие страны АТР. Спрос в этих странах частично компенсирует утрату европейского рынка, однако торговля на большие расстояния увеличивает транспортные расходы. Кроме того, на фоне антироссийских санкций покупатели требуют предоставления значительных скидок, что также сказывается на марже отечественных экспортеров.
С учетом ускоряющегося отказа от угля в ведущих экономиках мира, нашим угледобытчикам необходимо будет адаптироваться — не только находить новых импортеров, но и развивать более глубокую переработку сырья, поскольку лишь повышение эффективности позволит России сохранить конкурентоспособность и объемы продаж. В то же время в ближайшие годы уголь останется востребованным энергоносителем в Азии и продолжит приносить прибыль. Однако, если в горизонте 2030-2040 годов не будет эффективного планирования, диверсификации и контроля издержек, отрасль рискует окончательно оказаться в финансовой яме, что грозит нашей стране как экономическими, так и социальными последствиями.
На сегодняшний день очевидно, что российская угольная промышленность не способна развиваться из-за долгового кризиса, в который попала примерно треть отечественных шахт. Как сообщил замминистра энергетики Дмитрий Исламов, убытки российской угольной отрасли по итогам 2025 года составят 300 млрд рублей, что превышает предварительный прогноз убытков в размере 261 млрд рублей и более чем вдвое превышает потери 2024 года.
Две беды: логистика и цены
С просьбой оценить перспективы российской угольной отрасли, «МК» обратился к экспертам. На наши вопросы ответили: Руслан Андреев, руководитель проектов КГ «Полилог», и Владимир Чернов, аналитик Freedom Finance Global.
— Какие факторы стали причиной того непростого положения, в котором оказались отечественные угледобытчики?
Чернов:
— Главная причина — это цены и логистика. В 2025 году мировые котировки на энергетический уголь упали до минимальных значений с 2021 года. Используемый в металлургии коксовый уголь также подешевел. При этом спрос из Азии колебался. В частности, Китай увеличивал собственную добычу и запасы угля, что оказывало дополнительное негативное влияние на цены. В результате доходы угольных компаний снижались, а скидки для азиатских покупателей возрастали.
Вторым фактором являются перевозки по железной дороге и расстояние до морских портов. Например, доля железнодорожной логистики в цене кузбасского угля превышала 50%, что «съело» маржу даже у высокоэффективных угольных разрезов.
Третья причина — издержки и переориентация сбытовых потоков. После потери экспортного рынка Европы наша угольная отрасль оказалась в восточных коридорах, где пропускная способность ограничена и расстояние больше. В итоге возникли очереди, в том числе на транспорт, удорожание перевозок и неполная загрузка перевалочных терминалов.
Четвертое обстоятельство — общие финансовые условия. Высокая ключевая ставка усилила долговую нагрузку на российские угольные предприятия, что привело к увеличению кредиторской задолженности до 1,5 трлн против 1,2 трлн рублей в 2024 году и убыткам шахтеров в 300 млрд рублей.
Андреев:
— Основной фактор — это ограничение экспорта российского угля в ЕС и ряд азиатских стран. Экспортные цены для Индии, Китая, Турции и Юго-Восточной Азии ниже, а перестройка логистики и цепочек поставок привела к дополнительным издержкам. Если раньше это было оправдано пиковой стоимостью угля на мировых рынках, которая в 2022 году достигала $430 за тонну, то в последние два года этот показатель стремительно снижается. С начала 2025 года средние экспортные цены на уголь упали на 25-30% — до $61-81 за тонну. Это результат падения спроса со стороны крупнейших потребителей — Китая и Индии, в том числе из-за активного энергоперехода, в котором Поднебесная является мировым лидером. Экспорт российского угля в Китай уже сократился с января по июнь 2025 года на 4,5%, а в сравнении с прошлым годом — на 17%. И будет сокращаться дальше.
— В мае правительство утвердило программу поддержки угольного сектора — отсрочки по налогам и страховым взносам, ограничения дивидендов и зарплат менеджменту, оптимизация затрат, реструктуризация долгов, компенсация транспортных тарифов и субсидирование дальних перевозок. Судя по всему, эти меры не принесли желаемого эффекта. Что еще необходимо сделать для преодоления кризиса в угольной отрасли России?
Чернов:
— Майский пакет государственной поддержки оказался временным подспорьем. Эти меры увеличили оборотный капитал и отсрочили платежи, но не изменили экономику — из-за дальних транспортных расстояний и низкой цены сырья доходы не увеличились. Конечно, отсрочки по НДПИ и взносам предоставили передышку, ограничения на дивиденды и зарплаты руководства снизили утечки свободного денежного потока, реструктуризация долгов растянула выплаты, а компенсация части тарифа и субсидии на дальние перевозки немного смягчили логистику. Но все эти меры не стали панацеей. Стоимость угля в Азии остается нестабильной, транспортное расстояние до портов не сократилось, а пропускная способность восточных коридоров осталась дефицитной. В результате маржа начала таять «на рельсах», а не «в забое».
Для положительного сдвига в такой «математике» нужна формула, в которой государственная поддержка будет привязана к паритету между ценой на базе FOB, когда продавец отвечает только за доставку груза до порта и его погрузку на судно, и полной себестоимостью товара от шахты до портового терминала. Тогда субсидии станут эффективными.
Кроме того, необходимо создать гарантированный транспортный коридор в восточном направлении для наиболее выгодных экспортных сортов угля, иначе бюджет продолжит дотировать убыточный бизнес.
Также следует проработать вопрос ускоренной амортизации различных проектов, чтобы высокая себестоимость сырья не приводила к отрицательной доходности при низких сбытовых тарифах.
Нужно поддержать тех заемщиков, которые демонстрируют дисциплину долговых платежей и имеют реальный план своей финансовой санации. Необходима предсказуемая индексация железнодорожных тарифов на несколько лет вперед, чтобы банки открывали проектное финансирование. Пока таких связок нет, пакет государственной поддержки лишь вызывает кассовый разрыв, не возвращает рентабельность при длинной транспортной траектории, что приводит к увеличению убытков.
Андреев:
— Принятые меры не решают структурные проблемы. Скидка в 12,8% на железнодорожные тарифы и отсрочка налогов действуют до 31 декабря 2025 года и не могут помочь с учетом нынешних цен на уголь, которые, скорее всего, продолжат падать. Ситуация усложняется ростом тарифов на железнодорожные перевозки и ограниченными возможностями вывоза сырья по восточному коридору. При этом портовые мощности России имеют профицит почти в 200 млн тонн, а крупные угольные терминалы загружены в среднем лишь на 45-60%. Проблема заключается именно в доставке грузов до портов. Важно учитывать, что ранее экспорт осуществлялся за счет тарифных и логистических перекосов, невыгодных для российской торговли в целом и для железнодорожников в частности. При этом сам экспорт сейчас находится на пике — вывозится половина добытого угля, а внутренний спрос не растет, поэтому переориентировать потоки невозможно.
Уголь под углом консолидации
— Около трети российских угольных компаний находится на грани банкротства. Такая ситуация может привести к тому, что многие предприятия в итоге окажутся под контролем крупных корпораций — банковских структур и металлургических холдингов. Будут ли новые владельцы заинтересованы в инвестировании угольной отрасли?
Чернов:
— Консолидация уже происходит — в ближайшие 12-18 месяцев на рынке ожидаются целые волны поглощений. Такая ситуация неизбежна. Банки начнут работать с проблемными активами, а после стабилизации финансового положения постараются избавиться от такого непрофильного бизнеса.
Металлурги будут обращать внимание на коксовый уголь для укрепления своей сырьевой базы и страховки от роста цен на такие энергоносители. Однако они будут ориентироваться на предприятия, располагающие более коротким транспортным плечом на Восток, имеющими квоты на вывоз сырья и производящими более качественный уголь. Иные активы металлурги возьмут лишь в пакетной санации — фактически за бесценок. Поэтому инвестиции будут точечными — новые владельцы будут вкладываться в снижение себестоимости, сортовую премию и гарантированный доступ к логистической инфраструктуре. Все остальное будет заморожено или перепродано.
Андреев:
— Такая концентрация неизбежна и, скорее всего, произойдет в пользу металлургических холдингов, нежели банков. Решение об инвестициях будет принимать новое руководство угольных предприятий. Вероятнее всего, металлурги будут заинтересованы в развитии сегмента коксующегося угля, который является наиболее прибыльным. В ближайшие 4-5 лет доходность в первую очередь сохранится именно у экспортеров коксующегося угля. Банки же чаще всего продолжат действовать как арбитражные владельцы. Их цель — сохранить стоимость залогов и передать активы крупному игроку или инвестору после решения проблем с долгами.
— Есть ли смысл в том, чтобы постепенно закрывать убыточные предприятия, в том числе на Кузбассе, и активнее развивать производство угля на разрезах в Якутии, которые находятся ближе к азиатскому экспортному сбытовому рынку?
Чернов:
— Смысл есть, но лишь частично. Якутские разрезы ближе к азиатским портам, у них короче логистическое плечо, а значит, выше шанс удержать положительную маржу при низких ценах. Поставки в восточные порты из Якутии и Кузбасса уже конкурируют, так как при нынешних ценах каждый километр влияет на итоговую доходность. Однако осуществление такого процесса не решит общую отраслевую задачу. Узкие места Восточного полигона сохраняются, финансирование расширения «скачет», добывающие регионы спорят за вывозные квоты, а загрузка дальневосточных терминалов остается нестабильной. Простое «перекладывание» добычи без гарантированных окон на БАМе и Транссибе и без гибкой системы субсидии приведет к ограниченному эффекту.
Рациональная схема выглядит так: в Кузбассе необходимо проводить управляемое сворачивание убыточных месторождений и шахт, а также постепенно переносить буровзрывные объекты и перерабатывающие конвейеры на высокосортные участки.
В Якутии стоит точечно наращивать производство на разрезах, которые располагают проектной логистикой, а также подтвержденными квотами и контрактами под «короткое логистическое плечо».