В Узбекистане 24 октября состоятся президентские выборы. Фаворитом предвыборной гонки является действующий глава государства Шавкат Мирзиеев. По его словам, за первую пятилетку ему удалось поднять доходы населения на 28%. Гордится он и развитием демократии в Узбекистане. Директор Центра исследовательских инициатив «Ma’no» Бахтиер Эргашев рассказал «МК», как за 5 лет изменился Узбекистан, и что еще предстоит сделать.
— В общении с жителями Узбекистана я часто слышу, что за 5 лет у них изменилось ощущение политической ситуации в стране, в частности, ушел в прошлое параноидальный страх, как они выражаются. Это действительно так?
— Вопрос сложный, но мне кажется, что 95% населения Узбекистана, то есть люди, которые работают на полях, заняты в производстве вряд ли испытывали атмосферу страха при Исламе Каримове. Они спокойно жили, работали, кормили свои семьи… Но есть определенная группа политически мотивированных людей, вот они действительно могли испытывать на себе определенное давление. Вряд ли стоит выдавать их ощущения за настроения по всей стране, потому что они представляли абсолютное меньшинство.
— Сейчас такого уже нет?
— Ну всегда найдется несколько процентов, которые даже сейчас будут испытывать определенные ограничения, страх и так далее. Особенно это свойственно экзальтированным людям, которым хотелось бы заниматься политикой, но так, чтобы политическая борьба не доставляла им никакого дискомфорта.
Я с 1995 года работал в сфере прикладного политического анализа в правительственных политических структурах, с 2017 года стал создателем и руководителем3 первого в Узбекистане частного независимого аналитического центра… И исходя из моего опыта, атмосферы страха, если она и была, стало гораздо меньше. Президенту Мирзиееву удалось снять этот флер вседозволенности для спецслужб и правоохранительных органов. Одним из главных результатов его политических реформ за последние 5 лет стала как раз реформа силовых ведомств. Их функции и полномочия были ограничены и стали более четкими, прозрачными.
Например, теперь допросы можно проводить только в тех камерах, где есть видеонаблюдение. Проводится очень серьезная борьба с применением мер физического воздействия в ходе следствия. Есть реальная работа в этом направлении и есть реальные результаты.
— Правоохранительные органы сопротивлялись таким реформам?
— Конечно, кто захочет терять свои функции и полномочия, которые к тому же были очень слабо отрегулированы в законодательстве? Противодействие реформам оказывалось очень большое, но в публичную плоскость ничего не выплескивалось. Во многом это следствие сложившихся традиций политической культуры Узбекистана, в рамках которой внутриэлитные противостояния принято оставлять под ковром. Нужно приложить еще очень много сил для того, чтобы обеспечить этим процессам большую публичность.
— Как за 5 лет изменилась ситуация со свободой слова в Узбекистане?
— Вообще, из всех реформ президента Узбекистана Мирзиеева лучше всего удались именно политические преобразования. Экономические реформы, которые призваны обеспечить переход от импортозамещающего развития к экспортоориентированной модели роста, еще сложно оценить, так как реального и качественного поворота пока не случилось. Например, до сих пор в нашем экспорте все еще преобладает сырье…
Совсем иначе выглядит ситуация в политической части реформ. Мирзиееву удалось разрушить ту стену, которая возникла в последние годы правления Каримова между государством и обществом. У людей практически не было возможности влиять на органы государственной власти. Первым делом Мирзиеев открыл знаменитые приемные президента, куда любой мог пожаловаться на свои проблемы, а дальше включался механизм оперативного реагирования на эти обращения органов государственной власти. С обязательным отчетом о результатах реагирования. Но при этом все понимают, что эффективные каналы взаимодействия общества и государства находятся в процессе формирования и совершенствования.
Важнейшим направлением политических реформ счали и серьезные изменения в сфере обеспечения свободы слова в Узбекистане. И на сегодня можно констатировать, что в стране нет ни одной темы, которую нельзя было бы публично обсуждать и критиковать: коррупция в органах государственной власти, кланово-земляческие связи, экономические проблемы… Нет никаких табу, особенно в сфере оценки деятельности органов государственной власти на районном и городском уровне. Но опыт реформ последних лет в этой сфере показывает, что существует проблема низкого уровня профессионализма в условиях свободы слова. Появилось очень много интернет-изданий, которые специализируются на недостаточно профессиональной критике властей.
За последние 3 года в Узбекистане возник и активно развивается феномен блогерства. До этого блогеров, специализирующихся на общественно-политической тематике, здесь вообще не было. Но оказалось, что их появление – это не смертельно. Другое дело, что эти люди пока еще не нашли своего места в информационной системе общества, для значительной их части характерен истерично – эмоциональный, а не объективно- рациональный подход, основанный на анализе фактов и доказательств.
В целом, Узбекистан в этом плане пережил самые настоящие революционные изменения.
— Про экономику вы уже обмолвились, но все-таки, спустя 5 лет можно увидеть разницу между тем, как живут люди сейчас и тогда?
— Последние годы президентства Ислама Каримова экономика показывала, что потенциал импортозамещающей модели развития Узбекистана исчерпан. На первом этапе независимости эта стратегия была прогрессивным явлением. В частности, благодаря ей снижение ВВП страны относительно 1991 года (наряду с Белоруссией) было наименьшим по сравнению с другими бывшими советскими республиками. При этом, в рамках данной модели удалось создать новые отрасли экономики: автомобилестроение, газо- и нефтехимию и так далее.
Но в последние годы правления прежнего президента стало ясно, что такая модель экономического роста имеет свои пределы. И исходя из этого в 2016 году начались первые реформы в экономике, направленные на отход от импортозамещающей модели и переход на рельсы экспортоориентированного развития. Уже в октябре 2016 года, когда Мирзиёев был еще и.о. президента, одним из первых решений был отказ от системы обязательной продажи валюты экспортерами по фиксированному курсу. И этот курс был продолжен в последующие годы. Я лично считаю, что Узбекистану повезло, что к моменту исчерпания потенциала прежней модели экономического роста пришло новое руководство страны, которое начало реализацию другой модели экономики.
Новая стратегия предполагала серьезные изменения в валютной политике, в том числе, отказ от фиксированного курса обмена валюты, разрешение свободной конвертации и так далее. Начались вливания денег в экономику в виде кредитов для малого, среднего и крупного бизнеса. Конечно, переход еще не закончен, но , например, с 2016 по 2020 годы объем внешней торговли Узбекистана со странами Центральной Азии увеличился с 2 с небольшим миллиардов долларов до 5 миллиардов долларов в год.
С другой стороны, есть серьезные вопросы к реализуемой стратегии экономических реформ. В частности, с 2016 года Узбекистан увеличил свой внешний долг больше чем в 2 раза…
— А кредиты берутся на какие-то нужные вещи, или можно было бы обойтись и без них?
— Кредиты очень разные. Например, нужно привлекать иностранные инвестиции на модернизацию крупных предприятий и других объектов, которые способны стать локомотивами экономического роста Узбекистана. Но определенная часть внешних заимствований направляется на инфраструктуру, и мне кажется, что в этом есть некоторые элементы популизма.
Я являюсь сторонником той точки зрения, что инженерно-коммунальная инфраструктура – дороги, канализация, водоснабжение и так далее — должна быть модернизирована за счет собственных средств, потому что эти объекты никогда не окупятся. И возникает вопрос- а как тогда страна будет отдавать эти долги?
— От жителей Казахстана часто слышу, что их власти переживают из-за конкуренции с Узбекистаном за лидерство в Центральной Азии. Как думаете, есть такое соревнование, и насколько близок Ташкент к победе?
— Если вы посмотрите СМИ и социальные сети Узбекистана, вы почти не найдете публикаций и высказываний относительно конкуренции с Казахстаном за лидерство. Все эти вопросы обсуждают в подавляющем большинстве в Казахстане. Там каждый шаг Узбекистана рассматривают с этой точки зрения. Мне кажется, что это результат провинциализма мышления и какого-то комплекса неполноценности.
Сейчас, по официальным данным, ВВП Казахстана почти в 2 раза больше, чем ВВП Узбекистана. О какой конкуренции в данном случае может идти речь? Узбекистану нужно решать свои проблемы, идти вперед, реализовывать реформы и развиваться. Ташкенту не до склок вокруг регионального лидерства.
При этом у Казахстана и Узбекистана нет ни одной отрасли, которые конкурировали бы между собой. Наши экономики взаимно дополняют друг друга. Казахстан имеет огромное преимущество в поставках зерна и муки, а у нас есть хлопок и фрукты, ну и почему нам нельзя торговать этим друг с другом? Казахстан добывает 40% урана в мире, а Узбекистана 5%. Если мы объединимся в каком-то формате в этом вопросе, то получим почти половину производства урана на планете. И таких сфер на самом деле много.
— В сентябре Мирзиеев решил реабилитировать тех, кто был репрессирован в годы Советского Союза. В частности, в списке оказался Ибрагимбек – крупнейший лидер басмачей. С чем было связано такое решение?
— Во-первых, нет никаких сомнений, что в Узбекистане, как в части Туркестана и неотъемлемой части СССР, проводились политические репрессии в первой трети 20 века. Они были направлены на подавление той части национальной интеллигенции, которая выступала с позиций развития национальной культуры, литературы, языка, формирования собственной государственности.
Идеи этих людей были противоположны тому, что осуществляли большевики. Они вступили в политическую борьбу с коммунистами и проиграли. Проигравших убили – так были разрешены политические разногласия. Я с таким методом решения политических разногласий не согласен и как гражданин Узбекистана полностью поддерживаю решение о реабилитации представителей интеллигенции, которые выступали за формирование новой суверенной узбекской (шире- туркестанской) государственности, развитие национального языка, литературы и культуры. Для меня это патриоты, джадиды, они были прогрессистами и сторонниками модернизации страны.
Тем не менее, меня возмущает, что реабилитацию превращают в инструмент политической конъюнктуры. Я никогда не соглашусь с тем, что человек, который был осужден за убийство милиционеров, разрушение колхозов и совхозов, ограбление магазинов, поджоги и так далее, должен быть реабилитирован. Меня беспокоит, что это было сделано по примитивному признаку: оказалось, что в его деле отсутствуют документы следствия и решения суда.
В один ряд с благородными людьми, которыми являлись джадиды, нам предлагают поставить Ибрагимбека, который выступал против модернизации страны, против новых школ, больниц, эмансипации женщин и так далее.
— Должны же были быть какие-то идеологические или политические основания под этим решением?
— Политика антисоветизма началась в Узбекистане еще в 1991 году и продолжается до сих пор. Где-то она утихает, где-то поднимается… Я думаю, что реабилитация Ибрагимбека – это часть большого плана по отрицанию советского прошлого. Не важно, что ты убийца и главарь банды, главное, что ты боролся против советской власти.
— А в ЕАЭС Узбекистан собирается вступать? Все-таки он уже почти год в статусе наблюдателя.
— Евразийские интеграционные процессы – это объективные процессы. Я убежден, что Узбекистан вступит в ЕАЭС, но вопрос -когда это случится и в каком качестве. Мы ведь знаем примеры, когда те или иные страны вступают в ЕАЭС, а потом только начинают задумываться, а зачем мы это сделали? А потом, в результате такого огульного вступления в обществе начинает увеличиваться количество людей, которое хочет выйти из ЕАЭС.
Убежден, что наиболее приемлемый вариант, это когда формируется очень плотная ткань экономического взаимодействия. Например, сегодня мы наблюдаем вход российского капитала в узбекистанские проекты модернизации предприятий и отраслей. Это вообще новое качество нашего взаимодействия. На предыдущем этапе экономическое взаимодействие в основном представляло собой только экспорт и импорт товаров, но не капиталов.
Решение Узбекистана стать наблюдателем в ЕАЭС было очень серьезным шагом для республики. Это является показателем того, что путь в ЕАЭС является магистральным для страны, но мы будем проходить его эволюционно. В статусе наблюдателя Узбекистан может оставаться несколько лет, а затем надо будет принимать решение.
— Как думаете, на ближайших выборах президента Узбекистана у Мирзиеева есть реальные конкуренты?
— У нынешнего президента Узбекистана Шавката Мирзиеева, который является одним из 5 кандидатов на этот пост, на ближайших выборах, нет реальных конкурентов. Дело не только в том, что он является президентом. Он, в отличие от других кандидатов, предложил обществу реальную программу реформ, и общество ее приняло. Где-то у него получается хорошо, где-то похуже, н Мирзиеев продолжает выполнять свой план.
У других кандидатов ничего подобного нет. Их программы – это набор благостных пожеланий, которые к тому же во многом повторяют друг друга. Эти тексты не являются долгосрочными или стратегическими. Даже если что-то большое предлагается, под этим нет реального механизма действий.
— Вообще за 5 лет политическая конкуренция в Узбекистане выросла?
— На парламентских выборах, прошедших два года назад, кипели страсти. Мы увидели, как «Демократическая партия Узбекистана» (ДПУ), которая выступает под националистическими лозунгами, ориентированными на узбекоязычную часть электората, смогла вытеснить со второго места «Народно-демократическую партию» (НДП) — социал-демократов. Это произошло в ожесточенной борьбе.
Происходит кристаллизация электорального поля. В стране всегда было значительное количество людей, которым все равно за кого голосовать, но последние парламентские выборы и предстоящие президентские показывают, что сторонники, например, партии «Миллий Тикланиш» никогда не будут голосовать за НДПУ и наоборот. Еще 10 лет назад почти все партии Узбекистана можно было назвать псевдоцентристскими, и они мало чем отличались друг от друга. Но теперь они все четче противопоставляют себя друг другу, обретая собственное лицо.
— Но на президентских выборах у Мирзиеева все равно нет конкурентов?
— Да, партии ещё не доросли… Пока они не имеют потенциала по подготовке серьезных стратегических программных документов, которые можно предложить обществу.
