«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Это знаменитое выражение Льва Толстого вполне актуально и для приемных семей. Когда у родителей все складывается хорошо, мама светится от родительской гордости и общественного одобрения. И папа гордится как своей женой, так и собой. Но когда все идет наперекосяк, психологи описывают это состояние модным термином «выгорание».
Выгорание родителей может происходить и в родных семьях. Это состояние, когда за очередное «проступок», кажется, можно было бы наказывать. Но особенно остро это проявляется в приемных семьях. Когда мечты о лучшей жизни начинают сбываться, но не так, как ожидалось. Почему же самые страшные преступления происходят именно в опекунских семьях? Почему в большинстве случаев насилию предшествует жестокое обращение и издевательства? И можно ли заранее заметить садистские наклонности и преступные намерения на этапе подготовки и оформления документов? Специалист в области опекунства, бывший социальный работник Валерий Басай откровенно рассказал «МК», как функционирует система опекунства и попечительства изнутри.
Беременна в двенадцать
Это сообщение произвело настоящий фурор в местном паблике. Жители небольшого бурятского села написали в телеграм-канал, обращаясь к уполномоченному по правам ребенка в республике с просьбой помочь в ужасной ситуации. У 12-летней девочки, которая воспитывалась в приемной семье, совершенно неожиданно была обнаружена беременность. Срок — 8 месяцев. Как в течение всего этого времени удалось скрыть интересное положение и знала ли об этом сама девочка? Эти вопросы важны, но в данной ситуации они второстепенны. Главное, что требовалось выяснить: кто стал причиной несчастья девочки, у которой не оказалось никого, кто мог бы ее защитить от жестокого обращения?
Подозрения пали на опекуна. Он — глава образцовой семьи, о которой писала местная пресса.
Немолодая пара, уже вырастившая своих детей, решила взять на воспитание девочек из приюта. Опеку оформили на старшую из них. «Жизнь у сестры началась хорошо, — сообщалось в паблике. — Девочка начала стремительно набирать вес, но все думали, что это от сладостей. Правда вскрылась перед поездкой в детский лагерь. Ребенку выделили льготную путевку, и старшая сестра повела ее на медосмотр. Врач сразу поняла, что что-то не так. Оказалось, что 12-летняя пациентка вот-вот станет матерью».
Можно предположить, что семья, взявшая под опеку детей, казалась вполне благополучной. В противном случае они бы не прошли отбор. Но почему обычные на вид родители совершают тяжкие преступления? И почему склонности к преступлениям, например, педофилия, не удается выявить на этапе передачи детей под опеку?
Этот вопрос задает «МК» Валерию Басаю, который много лет занимается вопросами опекунства и попечительства.
— В России используется детектор лжи как доказательство вины. Он основан на психологических тестах и измерениях реакций организма. Почему нельзя создать аналогичный психофизиологический измеритель для кандидатов в приемные родители? Можно было бы измерять не только склонность к педофилии, но и, например, садистские наклонности или предрасположенность к зависимостям.
— Нет методов оценки педофилии. Что касается других рисков, то существуют определенные методики. Есть тестирование кандидатов в приемные семьи. Если специалисты понимают, что есть проблемы, то предлагают пройти повторное исследование. На этом этапе многие кандидаты отказываются. Но даже детектор лжи не является абсолютно объективным, если есть сильная мотивация.
Бесячий подопечный
Данияр Бахтиев (имя и фамилия изменены. — Авт.) попал в семью учительницы географии в возрасте двух лет. А погиб он в пять лет. В этой семье также воспитывались еще пятеро детей: двое родных и трое приемных. Отец служил кадровым военным. На первый взгляд — образцовая семья. Супруги старались поддерживать такой имидж в глазах окружающих.
Однако за закрытыми дверями их дома происходили ужасные вещи. Об этом стало известно от бывшего подопечного Виктории и Андрея. Он заговорил об истязаниях и травле после того, как приемная мать заявила о неожиданной пропаже младшего приемного ребенка. Тогда еще никто не знал, что Данияр не сбежал, как предполагали опекуны, а был убит.
Бывший подопечный рассказал, что за провинности детей жестоко наказывали. Особенно страдал Данияр. Опекунша била его, запирала в подвале, использовала электрошокер, держала в холодной воде, ставила в угол и заставляла приседать. Ребенок раздражал ее буквально всем: тем, что воровал еду из холодильника, писался в постель, имел задержки в развитии. Все это — последствия жизни в родной семье, где мальчик недоедал и страдал от энуреза, который часто возникает от стресса. Принять Данияра таким, какой он есть, опекунша не могла или не хотела, что еще больше ее раздражало.
Женщина практиковала методы «погружения» — опускала мальчика в воду и держала до последнего. А однажды перестаралась…
Семья пыталась скрыть следы преступления, но продолжала получать пособие на ребенка еще пять месяцев. Когда Виктория все-таки написала заявление о пропаже, ее проверили на детекторе лжи как подозреваемую. Однако полиграф показал полную невиновность. Женщина не среагировала на раздражители, которые прибор использует для анализа. Ей было абсолютно все равно на судьбу приемного сына.
— Она его и не хотела брать, — комментирует историю Валерий Басай. — Данияр оказался «в нагрузку» к старшей сестре. Они с мужем хотели взять девочку. И, заметьте, по отношению к девочке не было насилия. У них была психологическая совместимость. Насилие было только по отношению к мальчику. И она его убила. Причем, по всей видимости, случайно. Она не использовала оружие или что-то подобное. Но всё к этому шло.
— Но до убийства Данияр подвергался издевательствам. Это не может быть оправдано воспитанием.
— А это и есть выгорание. Конечно, когда семьи приходят в школу приемных родителей, они и не догадываются, что могут дойти до такого финала. Они начинают совершать действия в неадекватном состоянии. Состояние Виктории на протяжении нескольких лет было неадекватным. К сожалению, она это скрывала и не обращалась за помощью.
— Кто мог бы помочь в данной ситуации?
— Расскажу, как функционирует система опекунства. Есть государственные службы опеки и попечительства. Когда государство через свои службы говорит, что если у вас возникнут проблемы, приходите и делитесь этим, — это не совсем честная позиция. Сотрудники опеки — это юристы. Их задача — обеспечить юридически грамотный переход в семью и осуществлять контроль. Психологической помощи там нет. И если родитель хоть раз скажет, что он не справляется с ребенком, то сразу будет комиссия с проверкой на месте. Семье укажут на ошибки, и если они не будут исправлены, ребенка изымут. У них нет другого механизма. Да, существуют реабилитационные центры при службах, но они связаны с государственной системой, что пугает родителей.
Если обратиться на рынок и искать психолога, то стоимость услуг очень высока. Одна-две консультации еще можно пройти, но в сложных случаях требуется постоянное психологическое сопровождение. Это 200–300 тысяч рублей. У средней семьи таких средств нет.
Если у мамы нет возможности восстановить свои ресурсы, ей становится все хуже. Это бесконечные проблемы — из месяца в месяц одно и то же. Отдаешь в школу, а там все начинают на него жаловаться. Появляются новые заболевания, которые раньше не диагностировались. Нужны специалисты, которых, возможно, в регионе нет. Муж может уйти. Это распространенное явление. Ведь решение взять под опеку принимается женщиной. Муж в большинстве случаев оказывается ведомым. И в кризисной ситуации он говорит: «Ну я же тебе говорил».
Второй уровень — это сообщества. Их нужно искать и находить. Здесь можно найти все: врачей, психологов и поддержку. Эта форма работает наилучшим образом.
— Не лучше ли будет для всех, если в безвыходной ситуации приемная семья откажется от ребенка и вернет его в детский дом?
— Конечно, в случае с Данияром лучше всего было бы вернуть его в приют. Но тогда пришлось бы расставаться и с сестрой Данияра. Возможно, матери было жаль девочку. Или она боялась, что возврат будет двойным репутационным поражением. Есть еще один момент, касающийся возврата детей. Позиция органов опеки — сделать все, чтобы ребенок остался в семье. Возвраты считаются отрицательным показателем работы отдела, и сотрудники за это наказываются. Я считаю, что наоборот, нужно поощрять возвраты. Необходимо разработать четкий механизм возврата. У нас была ситуация, когда опытная приемная семья не справилась. Ребенка вернули. И этот мальчик был сразу же передан в семью в Москве. И там он прижился, его начали воспринимать как родного. Это как в отношениях между мужчиной и женщиной. Сначала все хорошо, а потом все ухудшается. Расстались и забыли друг о друге. То же самое происходит и с детьми. Один клин выбивают другим. Проще отпустить.
— Сотрудники опеки обязаны навещать приемные семьи. Они могут выявить настораживающие признаки во время визита?
— На одного инспектора опеки приходится 50–70 семей. Обойти всех физически невозможно в течение месяца.
По словам собеседника «МК», все семьи заранее готовы к приходу опеки. Но все же есть признаки, которые могут указать на существующие проблемы.
«И муха не сидела»
Роман и Ольга К. (имена героев изменены. — Авт.) взяли под опеку пятерых детей. Их семья считалась образцовой. Супруги не только заботились о приемных детях, но и активно участвовали в общественной жизни. Оба были членами казачьего общества, принимали участие в поисковом движении и вели блоги. О большой семье не раз писала местная пресса. Их дом выглядел как на журнальной картинке: чистый, аккуратный, ухоженный. Во дворе всегда был порядок.
Об издевательствах в семье стало известно только после побега двух приемных детей. Супругов отправили в СИЗО, а детей распределили по другим семьям. Единственный родной ребенок был передан под опеку родственникам.
Сбежавшие дети рассказали, что в семье применялась жестокая дисциплина. За любую провинность следовало наказание: детей лишали еды и избивали различными предметами. Получая пособие, родители кормили детей только объедками и просроченными продуктами. Вместо того чтобы воспитывать подопечных, заставляли их работать по дому и на участке. Труд был неподъемным для детей их возраста. К тому же публичная деятельность супругов косвенно свидетельствовала о том, что приемные дети находятся в ущемленном состоянии. На фотографиях блогов Роман и Ольга были только с единственным родным сыном. Кто в это время заботился о подопечных?
За приемных родителей вступились товарищи по поисковому движению. Они не могли поверить в двойную жизнь супругов. «Получается, до обеда читают лекцию по нравственному и патриотическому воспитанию где-то в школе. А потом варят обед из пищевых отходов и, избивая, кормят им детей?!» — недоумевают друзья.
В защиту задержанных выступила и бывшая ответственная секретарь комиссии района по делам несовершеннолетних.
— Лучшая опекунская семья из тех, кого я повидала за все годы работы. Ответственные, ради детей старались и подрабатывать, и дома порядок был идеальный. Дом, конечно, не дворец, но чисто и прочно, все своими руками сделано, — свидетельствовал инспектор.
Тем не менее суд признал предъявленные доказательства достаточными и приговорил супругов к 5,5 годам лишения свободы.
— Всегда должно настораживать нетипичное состояние, — комментирует ситуацию Валерий Басай. — Вот вы приходите в многодетную биологическую семью. Там будет порядок? Нет, конечно. Игрушки будут валяться, на обоях — пятна, на кухне — посуда. Такова жизнь. Чисто, аккуратно, но не вылизано, не по-казарменному. Но если все идеально, ребенок причесан, стоит по стойке «смирно», это должно вызывать подозрения. Значит, что-то происходит.
Валерий сразу уточняет: случаи насилия и преступления в приемных семьях — редкость. Примерное количество негативных случаев — 10%. А трагические эпизоды — исключение. Но именно к ним приковано внимание прессы, поэтому складывается впечатление о катастрофическом положении.
— К сожалению, последние 15–20 лет мы не можем получить четкой статистики о состоянии российских семей. Здесь мы гадаем на кофейной гуще. Но есть определенные ощущения, — рассказывает бывший соцработник.
Валерий делится своими оценками: 50–70% приемных родителей отказываются от дальнейшего участия уже в первый год. Это те, кто воспринимает ситуацию через «розовые очки» и мечтает спасти мир. Пелена быстро спадает. Из тех, кто остается, лишь единицы продолжают получать поддержку на четвертый-пятый год. Это те, кого специалисты ведут до тех пор, пока дети не покинут семью.
— Не потому, что родители не справляются, а потому что дети сложные. Когда в биологической семье имело место серьезное насилие, это изменяет психику ребенка. У них двоичность, они лгут, страдают от множества заболеваний, вызванных стрессом… Но это большая редкость. В большинстве случаев родители четко понимают, с чем им предстоит столкнуться и что с этим делать. Если не сами, то с помощью других.