Некоторые виды рабства не признаются таковыми. Их называют долгом, семейной помощью, долговой кабалой. Их цепи сплетаются из чувства вины, долга и привычного подчинения. Историю эту мне рассказала Ирина, школьная учительница, женщина с усталыми глазами и мягким, тихим голосом. Которая на многое была готова ради своего мужа — Алексея.
Валентина Георгиевна, мать Алексея, владела участком в двух часах езды от города. Участком большим, запущенным, вечно требующим неусыпного труда. Она, женщина с железной волей и старых устоев, считала само собой разумеющимся, что её сын Алексей должен посвящать этому клочку земли каждые свободные выходные. А поскольку сын был женат и имел детей, то и вся его семья автоматически призывалась на эти бессрочные работы.
— Алешенька, — раздавался в пятницу вечером неизменный звонок. — Завтра с утра пораньше. Надо картошку окучить, забор поправить где-то, да и пол на крылечке поскрипывает. Погода будет хорошая.
Алексей, муж Ирины, человек в принципе неконфликтный и с детства воспитанный в безусловном почтении к матери, только вздыхал в трубку: «Хорошо, мам, заедем за тобой». И всё. Любые их планы — поехать в парк, в кино, просто выспаться в выходные — рушились в одно мгновение.
Сначала Ирина терпела. Думала, надо помочь старой свекрови. Они вставали в шесть утра, грузили в машину запасы еды, инструменты и ехали. Все выходные уходили на бесконечную копку, прополку, ношение воды и ремонты. Валентина Георгиевна не работала вместе с ними. Она выступала в роли надзирателя и критика.
— Ирочка, ты не так лопату держишь, — раздавался её голос с крыльца. — Ты как городская неженка. Вот я в твои годы…
— Мама, дай ей поработать, — иногда вяло вступался Алексей.
— Я что, плохого говорю? Учу! Чтобы знала, как надо!
Дети просились домой. Им было неинтересно и тяжело работать на бабушку. Возвращались все в воскресенье затемно, вымотанные, и грязные, с одной мыслью — заснуть поскорее. Понедельник в школе для Ирины начинался с ощущения, что выходных и не было.
Однажды Ирина осторожно сказала:
— Алексей, давай хоть через выходные будем ездить. Или… я не знаю, наймём мужика для тяжёлой работы. У нас же свои дела, дети устают, я вообще ног не чувствую после этих поездок.
Алексей, не отрывая глаз от дороги, нахмурился.
— Какие дела? Какие мужики? Мама одна, ей помощь нужна! Это наш долг. Ты что, от семьи отказываешься? От общих дел?
— Это не наши общие дела, — тихо возразила Ирина. — Это её дела. А наши общие дела — это наши дети, наш дом, наша работа и отдых. Которого нет.
— Работа на земле — это и есть отдых! — отрезал он. — И нечего ныть. Все так живут.
Валентина Георгиевна, чувствуя твёрдую поддержку сына, лишь усилила натиск. Теперь в её требованиях появилась особая, стратегическая срочность. То сливная яма «вот-вот переполнится», то «смородину срочно обработать, иначе пропадёт». Каждый её звонок звучал как боевая тревога, на которую Алексей откликался без раздумий.
Кульминация, что предсказуемо, случилась в самое долгожданное время — накануне недельного отпуска. У Ирины была давняя договорённость со своей матерью, которая жила у моря. Та купила детям билеты в аквапарк, ждала. Планировали выехать в пятницу вечером, провести на море четыре дня. Дети были счастливы предстоящей поездке, всю неделю рисовали море и поезд.
В четверг вечером раздался звонок.
— Алексей, беда, — голос Валентины Георгиевны дрожал. — Парник. Крышу сдуло ветром. После вчерашнего ливня. Всё внутри зальёт. Надо срочно, в эти выходные, поликарбонат перестелить. Я уже материал заказала, привезут завтра к обеду.
— Мама, мы… Я же говорил тебе… у нас планы, — слабо попробовал возразить Алексей, глядя на горящие глаза детей, собиравших рюкзаки.
— Какие планы?! — голос в трубке зазвучал как наждак. — Крыша рухнет — это планы? Ты о матери подумай! Я одна тут, в случае чего!
Алексей помрачнел. Он положил трубку и повернулся к семье.
— Всё. Поездка отменяется. Едем на дачу. Крышу в парнике перекрывать.
В комнате повисла мёртвая тишина. Потом младший всхлипнул.
— Папа, нет! Мы к бабушке на море! Ты обещал!
— Папа, ну пожалуйста! — подключилась дочь.
— Молчать! — рявкнул Алексей, и дети вздрогнули. — Дела важнее ваших развлечений! Бабушке помощь нужна!
Ирина стояла, прислонившись к дверному косяку, и смотрела на него. Смотрела, как на чужого. У неё внутри не было уже ни злости, ни обиды — только ледяное, окончательное намерение все закончить.
— Алексей, — сказала она очень тихо. — Это наш последний шанс за это лето. Дети ждали.
— Ирина, хватит! — он раздражённо махнул рукой. — Собирай продукты, одежду попроще. Завтра в семь выезжаем.
И они поехали. Всю субботу под накрапывающим дождём, который к обеду перешёл в настоящий ливень. Они резали поликарбонат, крепили его под сильным ветром. Алексей, злой и мокрый, покрикивал на жену. Дети, завернутые в дождевики, сидели в машине и плакали от скуки и обиды. Валентина Георгиевна, стоя под большим зонтом на крыльце, руководила процессом:
— Леша, не туда! Ира, держи ровнее! Совсем руки не из того места!
Ирина молча работала. Каждый удар молотка, каждый разрез поликарбоната отчётливо выстукивал в её мозгу одну и ту же мысль: «Хватит. Всё. Конец.»
Вернулись они в воскресенье поздно вечером, разбитые, грязные. Дети уснули в машине, и Ирина на руках занесла их в кровать. Алексей, с трудом разгрузив инструменты, завалился на диван и почти сразу заснул.
Она не спала. Она тихо собрала приготовленные ещё в четверг чемоданы. Потом села за компьютер, нашла и купила три билета на утренний поезд до моря. Она посмотрела на спящего в гостиной Алексея, на его усталое лицо. Затем взяла ручку и написала короткую записку.
Утром, в семь, раздался его звонок. Она не взяла трубку. Позвонил ещё раз. Потом пришло сообщение: «Ира, ты где? Что за текст? Где дети?!»
Она читала это, стоя на перроне, держа детей за руки. Поезд уже подходил. Она написала ответ, короткий и окончательный: «Мы едем к морю, как и планировали. Билеты на руках. Ты сделал свой выбор много раз подряд. Ты выбрал быть сыном, а не мужем и отцом. Когда научишься делить время и ответственность между матерью и своей семьёй — позвонишь. Если захочешь. До тех пор наслаждайся дачным пленом в одиночестве.»
Ира выключила телефон и подняла дочь на руки, чтобы та лучше видела приближающийся состав.
— А папа? — спросил сын, цепляясь за её пальто.
— Папа остался решать свои важные дела, — спокойно ответила Ирина. — А у нас с тобой теперь — свои дела.
Те четыре дня у моря были тихими, немного грустными, но по-настоящему свободными. Они спали, сколько хотели, ели мороженое, когда вздумается, часами сидели на берегу, и никто не кричал, что срочно нужно что-то делать. Свобода, поняла она тогда, глядя, как дети играют с волнами, это не отсутствие дел. Это право распоряжаться своим временем. Это морской берег, когда он тебе нужен, а не грядка под дождём под присмотром чужой, вечно недовольной женщины.
Они вернулись через неделю — отдохнувшие, загорелые, с огоньком в глазах. Алексей встретил их мрачным видом. Он пробовал говорить, объяснять, доказывать, злился. Она слушала, кивала, а потом сказала просто:
— С понедельника дети идут в школу. В субботу мы едем в зоопарк. Если хочешь — поедешь с нами. Если твоей маме срочно понадобится копать яму — ты можешь ехать к ней. Один. Наш график больше не зависит от её сараев. Выбирай.
Не сразу, не без ворчания. Но он поехал с ними в зоопарк. А в следующую субботу Валентина Георгиевна звонила, требуя перебрать картошку для зимнего хранения. Алексей, глядя на Ирину, которая спокойно читала книгу, сказал в трубку: «Мам, не могу в эти выходные. У нас дела. Найми кого-нибудь, я тебе денег дам.»
Он положил трубку. В комнате стояла тишина. Дети смотрели на него широко раскрытыми глазами. Ирина подняла на него взгляд и слегка, почти незаметно кивнула. Это был не триумф. Это было просто начало. Начало их собственной, отдельной от дачного плена, жизни.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ — Свекровь одна приходила в нашу квартиру, пока я не узнала, что она там делала.