Подарок родителей мужа казался королевским жестом. На свадьбе отец Ильи, Владимир Петрович, звучно стукнув ножом о бокал, объявил: — Дети, это теперь ваш дом! Живите счастливо! Квартира была светлой, с высокими потолками и старым, но крепким паркетом. Свекровь, Галина Степановна, прослезилась, обняла Катю. В тот момент всё было искренне. Или почти искренне. Маленькая деталь — дарственная так и не была оформлена. Квартира осталась в собственности родителей. «На всякий случай, — пояснил тогда Геннадий Иванович, хлопнув сына по плечу. — Чтобы голова не закружилась от счастья». Илья тогда радостно улыбнулся, приняв это за мудрую отцовскую заботу. Катя промолчала. Ей было неловко, но протестовать в день свадьбы казалось святотатством. С тех пор каждый Новый год, 30 декабря, словно по заведённому будильнику, раздавался звонок в дверь. Родители приезжали с сумками, полными домашних солений и с тщательно составленным в уме списком ревизии. — Душевая лейка забилась, плохо течёт, — басом констаПодарок родителей мужа казался королевским жестом. На свадьбе отец Ильи, Владимир Петрович, звучно стукнув ножом о бокал, объявил: — Дети, это теперь ваш дом! Живите счастливо! Квартира была светлой, с высокими потолками и старым, но крепким паркетом. Свекровь, Галина Степановна, прослезилась, обняла Катю. В тот момент всё было искренне. Или почти искренне. Маленькая деталь — дарственная так и не была оформлена. Квартира осталась в собственности родителей. «На всякий случай, — пояснил тогда Геннадий Иванович, хлопнув сына по плечу. — Чтобы голова не закружилась от счастья». Илья тогда радостно улыбнулся, приняв это за мудрую отцовскую заботу. Катя промолчала. Ей было неловко, но протестовать в день свадьбы казалось святотатством. С тех пор каждый Новый год, 30 декабря, словно по заведённому будильнику, раздавался звонок в дверь. Родители приезжали с сумками, полными домашних солений и с тщательно составленным в уме списком ревизии. — Душевая лейка забилась, плохо течёт, — басом конста…Читать далее
Подарок родителей мужа казался королевским жестом. На свадьбе отец Ильи, Владимир Петрович, звучно стукнув ножом о бокал, объявил:
— Дети, это теперь ваш дом! Живите счастливо!
Квартира была светлой, с высокими потолками и старым, но крепким паркетом. Свекровь, Галина Степановна, прослезилась, обняла Катю. В тот момент всё было искренне. Или почти искренне. Маленькая деталь — дарственная так и не была оформлена. Квартира осталась в собственности родителей. «На всякий случай, — пояснил тогда Геннадий Иванович, хлопнув сына по плечу. — Чтобы голова не закружилась от счастья». Илья тогда радостно улыбнулся, приняв это за мудрую отцовскую заботу. Катя промолчала. Ей было неловко, но протестовать в день свадьбы казалось святотатством.
С тех пор каждый Новый год, 30 декабря, словно по заведённому будильнику, раздавался звонок в дверь. Родители приезжали с сумками, полными домашних солений и с тщательно составленным в уме списком ревизии.
— Душевая лейка забилась, плохо течёт, — басом констатировал Геннадий Иванович, выходя из ванной. — Надо было вовремя почистить. Сейчас уже только менять.
— Ножи совсем не точены, — сокрушённо качала головой Валентина Петровна, пробуя лезвие на помидоре. — Илья, как ты мог такое допустить?
Мужчина в доме должен следить за инструментом.
—Окна, Катя, окна! — вздыхала свекровь, когда последний раз мыли?! Безобразие!
—И на балконе кто будет убирать? — подхватил отец. — Снега намело. Всю зиму пролежит, сырость пойдёт.
Илья ходил за родителями, как преданный паж, кивал, соглашался: «Да, пап, конечно, мам, сейчас всё сделаем». Он искренне видел в этом проявление любви, старомодную, но крепкую заботу о их быте. Для него это были просто родительские причуды, как запах нафталина в шкафу — специфичный, но родной. Катя же с каждым таким визитом чувствовала себя не хозяйкой, а временной съёмщицей, которую вот-вот выставят за несоответствие стандартам. Она молча перемывала уже вымытые окна, точила ножи, чистила лейку лимонной кислотой. А в глубине души копился гнев от этой бесконечной инспекции.
Всё шло к завершению осмотра, пока Геннадий Иванович, обходя гостиную, не встал как вкопанный. Его взгляд упал на современную сплит-систему, аккуратно размещённую на стене.
— А это что такое? — его голос приобрёл металлический оттенок.
— Кондиционер, папа, — пояснил Илья. — Купили летом. Жара была невыносимая, Кате даже плохо стало однажды. Вот и поставили.
Геннадий Иванович подошёл ближе, его лицо налилось густым багрянцем. Он увидел на стене, рядом с внутренним блоком, аккуратное, заделанное и зашпаклёванное отверстие для коммуникаций, ведущее на улицу.
— Дырка? — прошипел он. — Вы… вы сделали дырку в стене? В капитальной стене?!
— Пап, ну что ты, — засуетился Илья. — Это же для дела! Чтобы жить было комфортнее, летом прохладно будет. Мастер всё профессионально сделал.
— Не спрашивая нас?! — голос Геннадия Ивановича поднялся до крика. — Не спросив разрешения у хозяев?! Это наша квартира! Наши стены! Как вы смеете в них сверлить где попало?! Кто вам дал право?!
Илья растерялся, как ребёнок, пойманный на шалости.
— Мы же… мы думали, вы будете не против… Это же для дела…
— Дела! — передразнил отец. — Вы стену испортили! Дыру проделали сквозную! Это не дело, это вредительство!
В этот момент из кухни вышла Валентина Петровна. Она вытерла руки о фартук, её взгляд скользнул по испуганному лицу сына, по побелевшему лицу Кати, и остановился на разъярённом муже. Она подошла к Кате и, укоризненно качая головой, положила ей руку на плечо.
—Дорогая Катя, — произнесла она тихо. — Ты должна понимать. Ты живёшь здесь исключительно по нашей доброте. По нашей доброй воле. Умей это ценить. А не делать, что вздумается.
В этих словах, произнесённых под аккомпанемент предпраздничного телевизора, рухнуло всё. Вся показная семейственность, всё пятилетнее терпение. Катя посмотрела на Илью. Он опустил глаза, не в силах встретиться с ней взглядом. В этот миг она поняла, что больше не может. Ни секунды.
Она молча вернулась на кухню. Взгляд её упал на банку с зелёным горошком, стоявшую на полке. Она взяла её и спрятала в дальний шкафчик. Потом глубоко вдохнула и вышла в гостиную, сделав на лице самое смущённое и виноватое выражение, на которое была способна.
— Людмила Петровна, простите, я… я совсем из головы вылетело. Зелёного горошка для салата нет. Забыла купить. Какой же оливье без горошка.
Валентина Петровна замерла, её лицо выразило крайнее презрение к такой нерадивости.
— Катя, ну что же ты за хозяйка! — воскликнула она. — За полтора часа до нового года, и такой прокол! Сама сбегаю, а то купишь еще не то. В соседнем доме круглосуточный.
Геннадий Иванович, всё ещё хмурый от «дырки в стене», буркнул:
— Я с тобой, коньяк куплю. Такой дешёвый как у вас я не пью. Нормальный праздник надо встречать с нормальным напитком.
Они засуетились, стали одеваться. Катя стояла в дверях кухни, смиренно сложив руки. Как только за родителями захлопнулась входная дверь, она молча, быстрыми и точными движениями, повернула все два замка на двери и защелкнула задвижку. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Затем подошла к телевизору и прибавила громкость. Бойкая новогодняя музыка заполнила пространство.
Через сорок минут в дверь постучали.
—Илья! Катя! Открывайте! Что за безобразие!
Илья бросился к двери, но Катя встала между ним и дверью.
—Если откроешь, — сказала она чётко, глядя ему прямо в глаза, — я уйду, и между нами будет всё кончено. Выбирай, ты со мной или с ними. Поверь мне. Я знаю, что делаю.
Он замер. Смотрел то на её лицо, решительное и спокойное, то на дверь, за которой слышались возмущённые голоса родителей. Он видел в её глазах не истерику, а силу. Ту самую силу, которой ему так не хватало. И в этот раз, впервые за долгие годы, он сделал выбор. Не сына. Мужа. Он медленно отступил от двери, кивнул.
Удары в дверь становились всё громче, затем сменились долгим, разъярённым криком. Музыка из телевизора заглушала их, но не полностью. Катя взяла Илью за руку. Его ладонь была влажной и холодной.
За пять минут до Нового года на лестничной площадке воцарилась зловещая тишина. А в двенадцать часов, под бой курантов и грохот салюта за окном, молодые чокнулись бокалами. Молча. Потом Илья обнял Катю, и они поцеловались. Долго, крепко, будто впервые.
Ровно в десять минут первого Катя подошла к двери и открыла все замки. На пороге, на холодном полу подъезда, сидели Валентина Петровна и Геннадий Иванович. Лица их были искажены гневом и непониманием. Они вскочили.
— Да как вы могли?! — закричала Валентина Петровна, влетая в квартиру. — Выставить нас, как собак, в Новый год! В нашу же квартиру не пустить! Сейчас же убирайтесь отсюда! Слышите? Вон! На улицу!
Геннадий Иванович, багровый, тяжело дышал, тыча пальцем в сторону Ильи.
— Ты… ты… Безродную какую-то в дом привёл! Она над нами издеваться будет?! Всё, жильё вам больше не дам! Ключи на стол и марш!
Катя не стала ждать, пока Илья найдёт слова. Она спокойно подошла к связке ключей, висевшей на крючке. Сняла её. Положила на праздничный стол за котором они только что встречали Новый год.
— Вы абсолютно правы, — сказала она, глядя на свекра и свекровь. — Это ваша квартира. Ваши стены. Ваша дверь, которую мы вам не открыли. Но все последние пять лет мы платили вашу коммуналку, меняли вашу старую сантехнику, докупили мебель и технику. Ваш «подарок», Геннадий Иванович, Валентина Петровна, превратил нас в бесплатных управляющих и пожизненных арендаторов, обязанных отчитываться за каждую пылинку. Заберите его обратно. Со всеми тупыми ножами и грязными окнами.
Она повернулась к Илье.
— Собирай самое необходимое. Остальное заберём завтра.
Илья, молча, кивнул. Он пошёл в спальню, взял две дорожные сумки. Они быстро сложили документы, ноутбук, смену одежды, аптечку.
Родители стояли посреди гостиной, ошеломлённые. Они ожидали слёз, оправданий, униженных просьб. А получили тихий, железный отпор и ключи на столе. Валентина Петровна попыталась что-то сказать, но только беспомощно хлюпала носом. Геннадий Иванович мрачно смотрел в окно. Для него оно уже не было таким грязным.
Гнев на их лицах сменился растерянностью, потом — холодным, горьким осознанием. Инструмент контроля, который они так уверенно держали в руках, оказался бумерангом. Люди, которых они считали вечными должниками, просто… вышли из игры.
— Ладно, уедете завтра. Новый год всё-таки, — грустно промычала Валентина Петровна.
Родители уехали под утро, оставив свои ключи, не прощаясь. Победа Кати и Ильи была не в том, что они остались под этой крышей. Она была в обретённом крепком союзе. Союзе двух взрослых молодых людей, которые наконец-то стали хозяевами собственной жизни. А это, как выяснилось, куда ценнее любой, даже самой идеальной, чужой квартиры.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ — Муж привёл свою бывшую встречать Новый год с нами. Это была его ошибка.