В России наблюдается увеличение числа уголовных дел, инициированных против педофилов. Отцы, братья, дедушки и просто знакомые отправляются за решетку на долгие годы с одной и той же формулировкой: «насильственные действия сексуального характера». Но действительно ли все они виновны в том, в чем их обвиняют? Если это так, то придется признать, что ужасные преступления против детей совершаются российскими мужчинами в массовом масштабе. В это трудно поверить и не хочется.
Обозреватель «МК», правозащитник Ева Меркачева расскажет о наиболее спорных уголовных делах, связанных с сексуальными преступлениями в отношении несовершеннолетних. Этот проект, как мы надеемся, привлечет внимание к проблеме со стороны законодателей и руководства Следственного комитета. Сегодня — один из таких случаев.
«Харам» — так называла теща Александра. Другими словами, грешник. Женщина из Киргизии, мусульманка. Зять — русский и иной веры. Дочь вышла за него замуж тайно, вопреки мнению матери. После очередной ссоры властная женщина собрала вещи и покинула квартиру, где они жили все вместе. А через две недели внучка (которая была очень привязана к бабушке) заявила, что папа ее трогает за грудь.
Александра арестовали. На суде девочка призналась, что сказала неправду — так ее научила бабушка. Комплексная судебно-сексолого-психолого-психиатрическая экспертиза не обнаружила у мужчины склонности к педофилии. Однако приговором Щербинского районного суда Москвы Александр в июне этого года был приговорен к 12 годам лишения свободы в колонии строгого режима.
Полтора года девочка проживает в приюте, куда ее поместили сразу после инцидента. Она постоянно плачет и просится домой. Но следствие, прокуратура и суд запрещают матери забирать ее, ссылаясь на то, что она может оказать влияние на ребенка. Семейный конфликт не только разрушил молодую семью, но и стал страшной трагедией, жертвой которой оказалась девочка, одинаково любящая маму и бабушку.
В этой истории, ярко демонстрирующей, как сегодня трактуются некоторые дела по «педофилии», разбиралась обозреватель «МК».
На сайтах судов в настоящее время не публикуются тексты приговоров по сексуальным преступлениям в отношении несовершеннолетних. Эта тема закрыта, так как в уголовных делах фигурируют дети. Однако таких дел сейчас немало. И их число продолжает расти. В этом году мне поступило более 200 обращений, к которым родственники и даже пострадавшие от «педофилов» прикладывали судебные решения, вызывающие вопросы. Дело Александра — одно из них.
Передо мной стоит красивая девушка с утонченными чертами лица. Это жена Александра.
— Я из Киргизии, — начинает свой рассказ Светлана (так ее имя звучит в переводе с киргизского на русский). — Там я родилась и училась. Папа родился и жил в городе, был образованным и доктором технических наук. Мама — из аула, простая, без образования. Мы с братом учились в русской гимназии. Она считала, что меня нужно выдать замуж как можно скорее.
— Но почему?
— Я не знаю. Она не говорила об этом. Она настаивала, чтобы я вышла замуж в 16 лет за мужчину, который старше меня на 10 лет и который заплатил большой калым.
Я родила дочку. Муж пил и бил меня. Пришлось разводиться. Мама к тому времени жила в Москве, получила гражданство РФ и вышла на пенсию.
— И вы тоже решили уехать в Москву?
— Да. Приехала в 2015 году с маленькой дочкой на руках. У меня была цель — остаться в Москве, не возвращаться на родину. Я хотела накопить первоначальную сумму на ипотеку (суммы от продажи квартиры в Киргизии не хватало). Поэтому я много работала, и официантом, и кассиром. Большую часть времени мама была с ребенком. Она очень привязана к внучке. Я купила новостройку в ипотеку, получила гражданство. Мы переехали из съемной квартиры в собственную, сделали ремонт. Жили вместе. Все было хорошо.
— У мамы своего жилья в Москве не было?
— Не было и нет. Она жила с нами.
— А ваш папа?
— Он остался в Киргизии, у него там была хорошая работа. Мне трудно понять, какие у них были отношения, если они жили отдельно. Официально развод не оформляли.
— Какие у вашей мамы были планы на жизнь?
— Она говорила, что будет растить мою дочь. Я вроде как должна оставить квартиру и дочку ей, а сама искать себе мужа и создавать новую семью.
По киргизским традициям бабушка и дедушка забирали первого внука или внучку к себе и воспитывали. Но сегодня это почти не практикуется в городах, только в аулах.
— И вы обещали маме оставить ей дочку и квартиру?
— Нет, нет. Я говорила: посмотрим, как жизнь сложится.
— И как она сложилась?
— В 2021 году я познакомилась на работе с новым управляющим ресторана Александром, возникла любовь. Мы решили попробовать жить вместе у него.
— С дочкой?
— Нет, дочка осталась с бабушкой. Дочка (ей тогда было 8 лет) к нам приезжала на выходные. Потом мы узнали, что мой отец скончался в Киргизии, и мама уехала туда на год.
За этот год дочка полностью привыкла к моему мужу, полюбила его, начала сама называть папой. У них были замечательные отношения. Я нашла помощницу, которая присматривала за ребенком, пока мы работали. Александр предложил установить камеры в квартире на всякий случай. Мы так и сделали, предупредив няню. Через год вернулась мама. Начались конфликты. И мы с Александром переехали к нему, снова стали жить вдвоем. А мама жила с внучкой. Замечу, что по просьбе мамы мы сняли все видеокамеры. Да и какой в них смысл, ведь дочка живет с родной бабушкой.
Мы регулярно виделись. Александр и я полностью материально обеспечивали жизнь моей мамы и дочки. Вскоре выяснилось, что я беременна. Родился ребенок. Стало финансово сложно, поскольку квартира Александра тоже была в ипотеке. И тогда я предложила маме: «Давай попробуем пожить вместе, ты будешь за детьми присматривать, а я выйду на работу. Квартиру Саши будем сдавать». Мама согласилась. Мы переехали. И начался кошмар.
— Как ваша мама к Александру относилась?
— Плохо. Она всегда плохо к нему относилась. Она изначально была против того, чтобы я вышла замуж за русского (мы оформили брак в тайне от нее). Это по азиатским обычаям — харам. То есть запрещено. И ей пришлось его видеть каждый день. Затем мама начала говорить мне, что Александр молодой и образованный (ему 35 лет, у него действительно высшее образование), а значит, якобы может обманным путем забрать квартиру. Этот страх ее мучил. Мама стала требовать, чтобы я переоформила квартиру на нее. Я отвечала: «Мам, ты пенсионерка, в банке не одобрят». Но она уже нашла какого-то юриста, который обещал за деньги решить вопрос с переоформлением. Я денег не дала.
Из показаний Александра на суде:
«Во время проживания с тещей у нас были не очень хорошие отношения, натянутые, часто возникали конфликты на религиозной почве. Она настаивала, чтобы дочка изучала Коран, ходила в национальном платке, периодически куда-то ее уводила молиться. Она говорила с дочкой на кыргызском языке при мне, я объяснял, что они живут в РФ, и, значит, необходимо разговаривать на русском. Она оскорбляла меня, в том числе матом. Называла меня «ишаком». Теща имеет большое влияние на девочку. У меня с дочкой хорошие отношения, как с родной. Я ей во всем помогал, занимался с ней, ходил на родительские собрания».
— А как ваша дочка относилась к тому, что живете все вместе?
— Она радовалась. Для нее это было счастье — и с мамой, и с папой, и с сестричкой, и с бабушкой.
— С кем она спала?
— Квартира — «евродвушка». Мама с детьми спали в спальне, а мы с мужем в гостиной.
Александр помогал дочке с уроками, благодаря чему она стала лучше учиться. Они очень хорошо общались. А бабушке это очень не нравилось.
— Что именно ей не нравилось?
— Когда Саша просил дочь сделать уроки, помыть посуду, прибрать за собой, она всегда вмешивалась: «Почему он упрекает мою внучку?» «Не надо ее заставлять хорошо учиться. Она что, министром должна быть?» «Если ребенок не хочет сейчас заниматься, то не надо». Она всегда вставала между моим мужем и дочкой.
— Это, к сожалению, не редкость… Так что совсем уж удивительного тут ничего нет.
— А потом произошла роковая ссора 25 января 2024 года. Я была на работе. Позвонила мама и сказала: «Он украл мой телефон». Он — это Александр. Я стала ее успокаивать, говоря, что это не может быть правдой и, наверное, телефон куда-то упал. Мама в истерике кричала, что Александр не хочет помогать ей искать телефон. Когда я пришла с работы, то застала такую сцену. Мама с телефоном мужа в руках (она у него его отобрала), муж весь бледный. Александр обратился к ней: «Зачем вы это сделали? Зачем вы вышли в подъезд и кричали: «Люди, помогите! Он украл мой телефон»? Как вам не стыдно? Зачем вы меня позорите?»
— Она действительно в подъезде так кричала?
— Да, и не скрывала этого. Она сказала, что это чтобы соседи знали, что он плохой. Я ей тогда объясняла: «Время позднее, ты всех соседей перепугала, они могут обратиться в полицию, в ПДН, и наших детей заберут». Мне показалось, что в этот момент она поняла, чего я больше всего боюсь — потерять детей.
А телефон ее мы нашли. Он завалился внутрь дивана. Александр был возмущен, он требовал извинений. Мама не стала извиняться. Муж сказал, что это была последняя капля, ему не приятно, когда его называют «Харам», и попросил маму съехать от нас. Они сильно ругались. В какой-то момент он бросил в нее подушкой. Мама закричала: «Убивают!»
— Чем все закончилось?
— Утром она собрала вещи и уехала к кому-то из знакомых.
Я снова попросила помощницу присматривать за ребенком, опять установили камеры. И благодаря этим камерам мы увидели, что бабушка звонит старшей дочке. Записался фрагмент разговора, где моя мама просит дочку сказать в школе — хочет жить с бабушкой, а мама с папой ее обижают. Также она просила ребенка не говорить никому, что она приходит к ней в школу. На записи слышно, что дочка ей отвечает примерно так: «Да, бабушка, я все сделаю, да, я хочу жить с тобой».
Одновременно я начала замечать, что дочка начала врать. Ее телефон подключен к приложению, я могла видеть, что она из дома уходит во двор. Звоню, пишу, она трубку не берет. Спрашивала у нее потом: «Где ты была?» И она обманывала, что телефон забыла дома, а сама ходила в школу за чем-то. Я чувствовала, что ей очень тяжело, что она как между двух огней. Потом мы узнали, что бабушка в школе подходила к учительнице и говорила, что, якобы, отчим домогается девочки, а я никак на это не реагирую. Учительница не поверила.
— Что было дальше?
— Мы не отпустили дочку к бабушке на день рождения. Я сказала, что неизвестно, где она живет, в каких условиях. Ведь она только две недели назад как съехала.
12 февраля 2024 года у моей дочери в школе случилась паническая атака. Когда я приехала, там были сотрудники полиции, школьный психолог и представители ПНД. И тогда я впервые услышала от дочери, что папа ее якобы трогает за грудь и попу и ей это не нравится. Нас отвезли в отдел полиции. Оттуда дочку отправили в приют. 29 марта возбудили уголовное дело против мужа по 132-й статье УК. Александра арестовали.
— Но неужели в процессе следствия правда не выяснилась?
— Мы предоставили все видеозаписи из нашей квартиры. Там есть в том числе тот разговор дочки с бабушкой, где она ее учила, как действовать. На видеозаписях видно, как муж играет с дочкой, как они занимаются спортом и уроками, как она смеется, называет его папой. Но следователь, к примеру, видео, на котором муж помогал дочке отжиматься (показывает, как ровно спину держать), интерпретировала как подтверждение: дотрагивался до ребенка, а значит, домогался. Вот это видео, посмотрите.
(На записи действительно нет никакого криминала в моем понимании. Девочка отжимается. Александр поддерживает дочь за спину. Видно, что на диване сидит кто-то еще из взрослых, так что она не находится наедине с отчимом.)
В показаниях дочка уже называет Александра не папой, а отчимом, использует слова, которые ей не свойственны. Как она потом пояснит — так следователь ей сказала.
Из показаний брата Светланы, дяди девочки:
«Знаю Александра примерно 3–4 года. Мать была против брака сестры с ним, но та не послушалась. Жили хорошо, если и возникали конфликты, всё решали путем разговора. Племянница сама начала называть его папой. Он занимался с ней, гулял, играл. Каких-либо жалоб от племянницы я не слышал».
Дочку я с тех пор почти не видела. Мне только разрешали передать ей сладости и подарки через забор. Был момент, когда я приезжала в школу (девочку перевели в учебное заведение рядом с приютом) с документами. И там нечаянно мы встретились. Она бросилась ко мне со слезами и криком: «Мама, тебя же посадят теперь! Мне сказали, что если ты придешь, то тебя тоже посадят в тюрьму, как папу!» Я ее успокаивала, говорила, что меня не посадят. У дочки опять случилась паническая атака, нас отвезли в психиатрическую больницу. Врачи сказали, что нас нельзя разлучать, что дочка должна меня видеть…
— Следователь после этого разрешила вам видеться?
— Нет. При этом бабушке она с самого начала разрешала свидания. Но я знаю, что в последний раз дочка не вышла к ней и что она не хочет больше ее видеть. Бабушка обещала ей, что она поживет отдельно в лагере две недели, а она оказалась в приюте и уже больше чем полтора года там. Она очень устала и хочет домой.
— Это она на суде сказала?
— Да. Дочка на суде призналась, что бабушка попросила ее сказать плохое про папу.
«Малолетняя потерпевшая пояснила суду, что сказала неправду про папу, так как папа и мама не отпускали ее на день рождения к бабушке, которую она очень любит. Это бабушка ее научила: «Если хочешь прийти ко мне на день рождения, то скажи так». Также она показала, что папа иногда ее наказывал, отбирал телефон, когда она плохо делала уроки, но «больше никак не наказывал, не трогал за грудь и попу и, когда она мылась, не заглядывал за шторку».
…Показания малолетней потерпевшей относительно того, что она оговорила отчима, суд признает несостоятельными, расценивая их не иначе как желание поскорее вернуться домой, к привычному образу жизни».
— А что бабушка?
— Ее дважды допрашивали в суде. Она путалась в показаниях. То видела, что Саша трогал внучку, то не видела. Судья пригрозила возбуждением уголовного дела за заведомо ложный донос по 306-й УК РФ. А моя мама схватила сумочку и просто выбежала из суда.
Судья сказала, что не знает, как быть с нами. Она с кем-то выходила советоваться, мы надеялись на оправдание. Но в итоге — 12 лет строгого режима. Дело рассматривал Щербинский суд в Новой Москве в июне этого года.
— Почему дочка до сих пор в приюте?! Ведь приговор вынесен уже три месяца назад.
— Мотивировка суда — будет апелляция, которая может отменить приговор, направить на новое рассмотрение. И вдруг я подготовлю дочку к этому моменту.
— Но ведь пока будет назначена апелляция, пройдет немало месяцев. Если приговор отменят, то новое рассмотрение может занять еще год.
— Да, и это ужасно. Я писала обращения в прокуратуру, к уполномоченному по правам ребенка в Москве. Мне отвечают: уголовное дело сейчас превыше всего. И отказывают мне в том, чтобы я могла забрать свою дочь.
Помогите, умоляю. Нет больше никаких сил. Она так мучается в приюте, просится домой. Пусть мне вернут мою дочь!
В этом деле доказательствами виновности Александра помимо показаний бабушки и девочки (от которых та отказалась на суде) стали: карточка происшествия, согласно которой бригаду скорой помощи вызвали в школу на паническую атаку девочке, справка из больницы о приеме, протокол осмотра места происшествия, протокол обыска, заключение эксперта о том, что девочка не склонна к фантазированию. Ни одной прямой улики. Все экспертизы были, наоборот, на стороне защиты Александра: девочка не подвергалась сексуальному насилию, сам он не склонен к педофилии.
Если вдруг вы спросите меня: «Разве можно при таких «весомых доказательствах», с учетом семейного конфликта и разногласий между женой и тещей, для которой зять — нежелательный и ненавистный, назначать 12 лет строгого режима?» — отвечу: нельзя. Но именно это произошло в деле Александра, как и в других подобных делах, когда судьи решают, что лучше посадить… на всякий случай.