Марина с Андреем знакомы были со школы. Он — крепкий парень, мастер на все руки, с открытой душой и, как тогда казалось, надежной. Водителем устроился, зарплата по тем временам хорошая. Марина — тихая, исполнительная, закончила техникум, пошла в бухгалтерию. Свадьба была обычная, с гуляньем во дворе, с гармошкой.
Андрюха — жених видный, квартира ему досталась от родителей, маленькая «двушка» в панельной пятиэтажке. Все шло как по маслу, подрастал сын Димка. А потом, года через три после рождения сына, на предприятии, где работал Андрей, начались сокращения. Его сократили одним из первых.
Сначала он держался бодро. Говорил Марине:
— Мужчины, такие как я, везде нужны. Найду, не сомневайся.
Искал. Неделю, две, месяц. Ходил по предприятиям, ездил на собеседования. Потом стал возвращаться домой позже, от него пахло то пивом, то дешевым табаком.
— Опять все вакансии заняты, — бурчал он, снимая куртку. — Надо подождать, пока рынок встряхнется.
Марина молчала. Она и раньше-то была не болтлива, а тут и вовсе слова из нее клещами не вытащишь. Работала на двух ставках, возвращалась затемно, проверяла уроки у Димы, готовила еду на завтра.
А потом к ним приехала погостить Тамара Ивановна, мать Андрея. Временно поселилась в комнате Димы, на раскладушке. Сперва все было вроде бы мирно. Она помогала по дому, водила Диму в сад. Но вскоре тон ее стал меняться. Сидим как-то за обедом, едим щи, сваренные на ее пенсионные деньги. Марина молчит, усталая. Андрей ковыряет ложкой в тарелке. А Тамара Ивановна смотрит на невестку пристально и говорит, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Ты бы, Мариночка, мужа поддержала. Видишь, человек не находит себя. А ты все глаза отводишь. Мужчине важно чувствовать плечо.
Марина подняла на нее глаза — удивленные, растерянные.
— Я и так все делаю, Тамара Ивановна. Коммуналку плачу, за еду, за Димину секцию…
— А душевного тепла? — перебила свекровь. — Он же работу старается найти. Ему внимание надо, поддержку. Ты же жена. Содержать его должна, во всех смыслах.
Слово «содержать» прозвучало в той тихой кухне, как выстрел. Андрей лишь потупился, словно это не о нем речь. Марина ничего не ответила. Она встала, помыла свою тарелку и ушла в комнату к Диме проверять математику.
С тех пор это стало лейтмотивом. Тамара Ивановна развернула целую кампанию. Она постоянно ворчала, что Марина «холодная», что «не создает уют», что из-за ее вечной занятости Андрей и работу не может нормальную найти — «атмосфера в доме не та». Она требовала от Марины покупать Андрею новую одежду для собеседований, потому что «мужчина должен выглядеть достойно», хотя сам Андрей уже и бритье забросил, и ходил в старом тренировочном костюме.
А Марина… Марина терпела. Она только сильнее втягивала голову в плечи, будто от холода, и молча платила. Платила за продукты, которые свекровь выбирала сама, платила за новые шторы, потому что «старые выцвели», платила за лекарства Тамаре Ивановне, у которой то давление подскакивало, то сердце пошаливало. Я как-то встретил ее в банке, она стояла в очереди, худющая, с синяками под глазами. Спросил, как дела. Она улыбнулась мне натянутой улыбкой:
— Ничего. Тянем.
— А Андрей? — не удержался я.
Лицо ее дрогнуло.
— Ищет работу, — сказала она тихо и отвернулась.
Я знал, что не ищет. От общих знакомых слышал, что он теперь в гараже у приятеля целыми днями просиживает, машины чинят за бутылку, в карты играют. Домой приходил поздно, часто навеселе. А Марина в это время влезала в долги. Сначала у коллег занимала, потом кредитную карточку себе сделала. Она словно приняла на себя негласный контракт: она — добытчица, они — ее вечные, бесплатные подопечные. И чем больше она давала, тем больше с нее требовали. Это был какой-то бесконечный, изнурительный круговорот.
Перелом случился внезапно. Марина сломала свой старый ноутбук, тот, на котором она иногда по вечерам дома сводила отчеты. Взяла у Андрея его планшет, чтобы срочно отправить документ. И там, среди открытых вкладок с автомобильными форумами, она нашла переписку. Нежные, глуповатые сообщения от какой-то Лены. «Леночки», которая «понимала» его, «жалела» такого «сильного, но несчастного мужчину», которого «никто не ценит дома». Читала она долго. Потом закрыла вкладку, отправила свой документ и положила планшет на место.
На ужине было тихо. Дима клевал носом над тарелкой. Тамара Ивановна что-то ворчала про дороговизну кефира. Андрей молчал. Потом Марина, не глядя на него, спросила:
— Кто такая Лена?
Андрей сначала опешил, потом надулся.
— Подруга юности. Что, нельзя? Ты же мне и двух слов не скажешь, а она… она меня всегда понимала.
Тамара Ивановна фыркнула, встала и начала со звонком убирать посуду.
— Вот, сама же и довела, — бросила она в пространство. — Мужчине ласки надо, а не бухгалтерских отчетов. Сама виновата, что на сторону его потянуло.
Марина посмотрела на свекровь, потом на мужа. Лицо у нее было спокойное, только в уголках губ легла едва заметная дрожь. Она ничего не сказала. Встала, пошла в Димину комнату. А потом вернулась на кухню, где Андрей, уже оправившись, с вызовом смотрел на нее.
— Я хочу понять, — сказал он, и в голосе его слышалась уже не растерянность, а какое-то странное упоение собственной правотой. — Она просто женщина. Она меня слушает. А ты… Ты только отворачиваешься. У меня кризис, это не видно? Ты превратила меня в какого-то иждивенца!
Он кричал уже, тыча пальцем в ее молчащую фигуру. Тамара Ивановна кивала в углу, одобрительно хмуря брови.
Марина повернулась и вышла. Она пошла в спальню, открыла старый чемодан на антресолях и начала аккуратно, не спеша, складывать свои вещи и документы. Потом сложила вещи Димы. Она делала все молча, методично, будто готовилась не к бегству, а к долгой, запланированной осаде. Андрей, остыв, заглянул в комнату, увидел чемодан и отступил, словно обжегшись. Он что-то пробормотал, пытался взять ее за руку, но Марина просто отстранилась, не глядя.
Она ушла тем же вечером, к своей подруге, с сыном и чемоданом. А наутро пошла к юристу. Выяснилось, что квартира — собственность Андрея, купленная его родителями еще до брака. Общих накоплений почти не было — все съедали «потребности» семьи. Но у Марины были долги, огромные, набраные на жизнь этой самой семьи. И она, с помощью адвоката, смогла доказать, что брала их на общие нужды, предоставив чеки и выписки. Долги поделили. Также, она смогла добиться хороших алиментов.
Развод прошел быстро и буднично. Когда суд разделил долги, Андрей сидел с каменным лицом, а Тамара Ивановна что-то шептала ему на ухо, яростно сверкая глазами в сторону Марины.
Последний раз я видел Марину полгода назад. Она снимала маленькую комнату в старом районе. Комната была солнечная, с видом на чахлые деревца во дворе. Дима делал уроки за столом у окна. На плите стоял маленький чайник, и от него шел ровный, спокойный пар. Мы пили чай, разговаривали о всякой ерунде. И в какой-то момент я спросил:
— Страшно было уходить в никуда?
Она задумалась, смотрела в окно, где садилось зимнее солнце.
— Знаете, Андрей Сергеевич, — сказала она медленно. — Страшно было оставаться. Страшно было просыпаться и понимать, что ты — просто источник ресурсов. А когда я ушла, наступила… тишина. Такая хорошая, спокойная тишина. Никто не требует, не попрекает, не объясняет тебе, как ты неправильно живешь. Я плачу за эту комнату, содержу ребенка, и знаете, мне хватает. Больше, чем хватало тогда.
А про Андрея я слышал краем уха. Он так и остался в той квартире с матерью. Работу нашел какую-то случайную, то ли грузчиком, то ли курьером — хватает на коммуналку да на минимальные продукты. Долги, говорят, давят. Лена, та самая «душевная», исчезла после того, как узнала про долги и перспективы. Тамара Ивановна жалуется всем соседям на неблагодарную невестку, что «разорила и бросила» ее бедного сына.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ — Надоело содержать мужа. Оставила ему прощальную записку.