Правительство утвердило прогноз доходов и расходов бюджета до 2042 года. Согласно документу, нефть и газ в течение следующих 17 лет потеряют свою роль в качестве главного источника пополнения федеральной казны, а доход от продажи сырьевых ресурсов останется на текущем, довольно низком уровне. Стоимость барреля Urals вряд ли превысит $70. Эксперты полагают, что таким образом власти стремятся защитить финансовый потенциал страны от санкционных воздействий недружественных государств в области энергетических ресурсов.
Подготовленный Минэкономразвития долгосрочный прогноз учитывает два сценария — базовый и консервативный. В обоих случаях на протяжении всего прогнозного периода расходы бюджета окажутся значительно выше доходов. В базовом сценарии дефицит бюджета в 2042 году вырастет с прогнозируемых 5,7 трлн рублей в 2025 году (2,6% от ВВП) до 21,6 трлн рублей (2,9% от ВВП, запланированного на 2042 год).
Консервативный сценарий предполагает еще более настораживающие показатели: дефицит за тот же период достигнет 54,7 трлн рублей (8,4% ВВП). Это означает, что соотношение дефицита бюджета к ВВП увеличится более чем в три раза по сравнению с 2025 годом.
Согласно базовому прогнозу, доходы бюджета от нефти и газа через 17 лет составят 14 трлн рублей. Примерно столько же наша страна заработала на продаже углеводородов в прошлом году.
Ненефтегазовые доходы, по этому сценарию, превысят 90 трлн рублей.
Консервативная оценка сырьевой выручки значительно ниже: 8,6 трлн рублей (примерно столько же Россия получит по этой статье доходов в 2025 году) от углеводородов и 81,3 трлн рублей — от всех остальных секторов. Прогнозируемая стоимость флагманского экспортного сорта российской нефти Urals в 2042 году составит $69 за баррель.
Даже на первый взгляд очевидно, что роль энергетических ресурсов в финансовом потенциале страны с каждым годом будет снижаться. О перспективах российской нефтегазовой отрасли и влиянии энергетического сектора на доходную часть бюджета «МК» рассказали аналитик Freedom Finance Global Владимир Чернов и партнер 5D Consulting, руководитель практики по международному бизнесу и финансам Михаил Никитин.
— В 2025 году нефтегазовые доходы бюджета России, по предварительным оценкам, составят 8,5 трлн рублей. В 2042 году, согласно прогнозу правительства, этот показатель либо останется на нынешнем уровне, либо вырастет до 14 трлн рублей. Однако даже такой рост не станет значительным прорывом, так как будет соответствовать уровню 2024 года. Что является причиной таких осторожных ожиданий правительственных прогнозистов от сырьевой отрасли?
Чернов:
— Осторожность, с которой профильные чиновники оценивают нефтегазовые доходы на горизонте до 2042 года, связана не с уменьшением значения сырьевого сектора, а с изменением подхода к долгосрочному бюджетному планированию. Нефтегаз по-прежнему остается важнейшим источником доходов российской казны, однако его вклад отличается высокой волатильностью из-за одновременного влияния мировых котировок углеводородов, валютного курса, санкционных ограничений, логистики экспорта и налоговых параметров.
На горизонте 15-20 лет к этим факторам добавится неопределенность глобального спроса на нефть и газ, а также структурные изменения в мировой энергетике. В таких условиях ставка на устойчивый рост сырьевых доходов в реальном выражении может привести к значительному повышению бюджетных рисков. Поэтому в прогнозе правительства до 2042 года этот показатель выглядит стагнирующим. Даже в базовом сценарии рост нефтегазовых доходов ограничен, а в консервативном допускается их снижение относительно уровня середины 2020-х годов. Это отражает стремление властей уменьшить зависимость бюджета от сырьевой конъюнктуры и сместить акцент в сторону более предсказуемых источников доходов.
Никитин:
— Если взглянуть на этот прогноз спокойно, без попытки воспринимать его как бухгалтерскую истину, становится понятно: это не про точные цифры, а про направление движения. Планирование на 15-20 лет вперед в нынешних условиях — скорее декларация намерений, нежели попытка угадать будущее. Повестка меняется стремительно, иногда буквально каждый квартал, и чиновники это прекрасно осознают. Поэтому осторожные оценки по нефтегазовым доходам — не отказ от отрасли или недоверие к ней, а осознанный сигнал: страна больше не хочет быть зависимой от одного источника доходов. Это послание для всех — от региональных властей до бизнеса — что пора активнее развивать другие сектора, инвестировать в них, создавать условия для усложнения и устойчивости экономики. В этом смысле прогноз служит и стимулом, и политической волей, а не приговором сырьевой модели.
— Возможно ли, что ненефтегазовые доходы к 2042 году смогут заменить выручку от углеводородов? Какие предпосылки к этому можно отметить уже сейчас?
Чернов:
— Ненефтегазовые поступления основаны на внутренней экономике и растут вместе с номинальным ВВП.
Полностью заменить сырьевые доходы ненефтегазовая база вряд ли сможет, но существенно снизить зависимость бюджета от углеводородов ей вполне под силу. Предпосылки для этого уже начинают формироваться. За счет увеличения оборотов внутри страны и расширения фонда оплаты труда растет роль НДС, налога на прибыль и НДФЛ. Дополнительный вклад вносят акцизы, а также более активное применение регулируемых платежей и сборов. В результате ненефтегазовые доходы становятся более стабильными по динамике и менее подверженными внешним шокам, чем нефтяная рента.
Никитин:
— Ненефтегазовые доходы в этом контексте выглядят не абстрактной мечтой, а логичным продолжением выбранного курса. Их рост — это попытка постепенно перераспределить нагрузку на бюджет и уменьшить уязвимость перед внешними факторами. Никто не утверждает, что нефть и газ перестанут быть важными, но акцент явно смещается. Для других секторов это, по сути, вызов и одновременно возможность: развиваться, забирать на себя большую часть экономической активности, получать поддержку, инвестиции и внимание. Такой подход нельзя назвать быстрым или простым, но он честно отражает понимание того, в каких условиях стране предстоит жить и работать еще долгое время.
— Согласно правительственному прогнозу, стоимость российского экспортного сорта Urals в 2042 году составит $69 за баррель. Причем такая цена установится уже к 2031 году. Это подразумевает, что с 2026-го по 2031-й год Urals лишь «отыграет» ценовую разницу с Brent, обусловленную нынешними высокими скидками на российскую нефть, а потом вообще прекратит расти?
Чернов:
— Прогнозная цена Urals на уровне $69 за баррель к 2031 году и далее до 2042 года не означает, что власти ожидают остановку роста цен в общем. Скорее, это отражение консервативного сценария, в котором государство не закладывает в бюджет дополнительную выгоду от возможных ценовых циклов. Такой подход позволяет избежать завышенных ожиданий по доходам и снижает риск дефицитов при неблагоприятной конъюнктуре.
С 2026-го по 2031-й год, согласно логике прогноза, Urals действительно в основном будет отыгрывать текущий дисконт к Brent, связанный с санкциями и изменением экспортной логистики. Далее цена фиксируется в реальном выражении как компромисс между умеренным мировым спросом и увеличением предложения.
Никитин:
— С ценой Urals ситуация ещё более показательная. Фиксировать в прогнозе конкретную цифру — вынужденная формальность, без которой невозможно сводить бюджеты и строить сценарии. Но сама по себе эта цифра мало о чем говорит. Нефть еще долго будет оставаться частью мировой экономики. Никакого мгновенного «зеленого поворота» не произойдет. При этом стоимость барреля все больше отдаляется от реальной экономики и все сильнее зависит от геополитики, конфликтов, решений отдельных лидеров и крупных игроков. Добавим обесценивание доллара, которое продолжается и, судя по всему, будет продолжаться дальше…В результате становится очевидным, что важна не номинальная цена, а покупательская способность этих денег.
— Хватит ли такой стоимости Urals как федеральному бюджету, так и самой отрасли, требующей инвестиций для освоения новых месторождений, разработки технологий и так далее?
Чернов:
— Для федерального бюджета такая цена нефти является приемлемой при условии сохранения действующей налоговой системы и контролируемого курса рубля.
С точки зрения самой сырьевой отрасли ситуация выглядит более сложной. С истощением традиционных месторождений растут капитальные и эксплуатационные затраты, увеличивается потребность в инвестициях в новые проекты и технологии. При цене Urals в $60-70 положительная отдача от добычи сохраняется, но пространство для сверхдоходов значительно сужается. В долгосрочной перспективе это действительно может привести к тому, что значительная часть нефтяной выручки будет направляться на поддержку производства, логистику и налоги, а не на формирование дополнительной ренты. Именно этот риск и объясняет сдержанность бюджетных оценок на горизонте до 2042 года.
Никитин:
— Вопрос не в том, будет ли Urals стоить $69 или $79, а в том, что можно будет приобрести за эти деньги. Хватит ли их на оборудование, технологии, обслуживание инфраструктуры, инвестиции в новые месторождения. Вполне возможно, что через 15-20 лет сама логика оценки изменится, и котировки будут восприниматься совершенно иначе — хоть в других валютах, хоть в новых финансовых инструментах. Если говорить проще и без иллюзий, оптимизма здесь немного: уже сейчас цена Urals близка к себестоимости добычи, а где-то и ниже. Это создает риск для объемов производства, экспорта и доли России на мировом рынке. Особенно с учетом того, что другие страны смогут достаточно оперативно заместить долю рынка, которую может потерять наша страна. На долгосрочной дистанции именно эти обстоятельства, а не привлекательная цифра в прогнозе, становятся ключевым фактором.