Подростки сталкиваются с депрессией. Их возраст колеблется от 13 до 17 лет, и раньше в этом периоде жизнь только начиналась, а каждый день приносил весеннее настроение. Теперь же многие тинейджеры испытывают «эмоциональную опустошенность» и не проявляют интереса ни к прыжкам по лужам, ни к учебе, ни к влюбленности.
Как будто маленькие старички, они медленно движутся по жизни, а мы, их родители, пережившие трудные 90-е, когда не хватало денег, и не было перспектив, не понимаем: как же так? Мы старались, чтобы у наших детей было все необходимое, а в итоге получается пустой звук…
Мы выяснили, почему молодежь ничего не хочет (прежде всего, взрослеть), как распознать «тихий кризис» и что категорически не следует делать родителям в таких ситуациях.
«Когда ребенок внезапно меняется, становится замкнутым, раздражительным или безразличным, родители зачастую ищут внешние причины: плохая компания, телефон, школа, усталость. Но на самом деле перед ними не испорченный ребенок, а сложная система, активно перестраивающаяся изнутри. Подростковый кризис — это не поломка, а естественный апгрейд психики», — объясняет психолог Юлия Басова, специалист по детскому образованию и обучению, а также нейроразнообразию (аутизм, СДВГ).
Часто родители пугаются: «Ребенок стал чужим». На самом деле подросток не отдаляется, он просто ищет себя вне нашей, родительской сферы. Это неизбежный этап на пути к взрослению. И хорошо, когда это происходит именно так.
«В этот период важно не вмешиваться грубо: не читать морали, не навешивать ярлыки вроде «неблагодарный» или «вечно недоволен». Подросток воспринимает не слова, а тон. Любой упрек он превращает во внутренний суд, где подсудимым оказывается он сам», — подчеркивает эксперт.
И, конечно, нельзя сказать, что происходящее в мире сейчас, все эти потрясения и волнения, не влияет на юную психику.
Согласно данным ВЦИОМ, две трети совершеннолетних россиян в целом устали жить. Речь идет не только о физической усталости, но и о эмоциональной — наиболее истощенными респонденты чувствуют себя из-за психологически сложных ситуаций и стресса. Ментально уязвимыми чаще всего оказываются представители поколения зумеров и младше.
Что же им не хватает?
Поколение вынужденной бедности
«Я не в ресурсе», — эту фразу я слышала неоднократно от молодых людей, которые еще не закончили школу. Они закрываются в своих комнатах, читают книги, пролистывают смартфоны и совершенно не желают общаться. Они выдохлись. Не хотят. Что это, как не признак депрессии?
«Если в 2010-е годы преобладала энергия молодости — ощущение движения, возможностей, легкости, — то сегодня все больше людей «взрослеют» и выгорают намного раньше», — пугают аналитики.
Британское издание The Independent опубликовало статью «Почему быть скучным стало модно?». Ее автор утверждает, что на смену культу «успешного успеха» приходит стремление к жизни с минимумом активностей. Более того, тоскливое времяпрепровождение особенно привлекло подростков из мегаполисов из семей среднего класса, которые отказываются веселиться и тусоваться, вовремя ложатся спать и даже… не влюбляются.
«Вы знаете, я в свои 16 лет страдала от неразделенной первой любви. Это была настоящая буря эмоций! — делится 45-летняя Валентина. — Тогда, конечно, рассталась с мальчиком и не хотелось жить. По крайней мере, мне так казалось. А на самом деле это и была жизнь, чувства, ощущения. Сейчас моему сыну 17 лет, дочери — 14, и у них нет никаких желаний встречаться и вообще дружить, ходить на вечеринки, испытывать какие-либо стремления. «Зачем? Я лучше посижу дома». У них как будто бы мотор выключен. В глазах тоска, словно им за семьдесят».
«Я начала работать с подростками в конце 90-х, сама будучи практически вчерашним подростком, — вспоминает Юлия Басова. — В 16 лет у меня уже была подростковая группа в работе (я подрабатывала тренером по аэробике), в 19 я пришла в московскую гимназию как учитель русского языка и литературы. Затем были годы работы в школах и с семьями в Великобритании, а сейчас я трудюсь в спортивной академии с юными футболистами в Испании. Я видела три эпохи разных подростков в трех странах и могу составить свое впечатление. Мы в 90-е росли в бедности, в тревожных семьях. Физические наказания были нормой, слова «личные границы», «эмоциональное насилие», «ментальное здоровье» не употреблялись в обыденной речи. Ребенка могли отшлепать, накричать, проигнорировать, и никто даже не задумался бы, что это как-то его травмирует».
Зато была дикая автономия во всем. В семь лет дети сами ходили в школу, ездили на метро, пропадали во дворах на целые дни. Ответственность наступала очень рано. Девочки в 17-18 лет могли спокойно стать матерями, мальчики также рано женились и ощущали: «я мужчина, я должен содержать семью». Все это происходило на фоне романтического, книжного сознания: мы много читали, у нас была более глубокая речь, склонность к рассуждениям, но при этом мышление было довольно догматичным.
«Современные подростки — это поколение защищённой инфантильности, — утверждает психолог. — Они живут в другом мире. Они осведомлены о своих границах, о токсичных отношениях, о аутизме, СДВГ, депрессии — это часть их обычного словаря».
Однако вместе с этим из мира исчезла прежняя свобода и самостоятельность. Детей контролируют по геолокации, окружают плотной опекой. Ребёнок прекрасно знает свои права, но гораздо хуже понимает реальные возможности. В 12 и даже в 16 лет подростки эмоционально все еще близки к родителям, они как будто застряли в затянувшемся детстве.
Мозг устает от потока информации
Откуда же берется преждевременная усталость детей от жизни? Оказывается, всему виной постоянная цифровая стимуляция. Мозг подростка живет в режиме многоканального шторма: уроки на планшете, домашние задания онлайн, социальные сети, игры, чаты. «В 90-е единственным раздражителем был телевизор и реальная жизнь во дворе. Сегодня же это бесконечная лента новостей», — говорит Басова.
Мозг просто не успевает переработать такое количество стимуляций. Вследствие этого появляется хроническая усталость, проблемы с концентрацией, ощущение «я ничего не хочу». Подросток не ленивый, он перегруженный.
Третий фактор, влияющий на его душевное состояние — сложность школьной программы.
Психологи считают, что во многом виноваты учебные нагрузки. В нашем детстве не было такого, чтобы в средних классах уже нужно было выбрать будущий путь и активно заниматься с репетиторами, готовиться сначала к ГИА, затем к ЕГЭ, осознавать, что если не сдать и не поступить — придется либо идти работать, либо брать на себя огромный образовательный кредит за платное обучение, который придется выплачивать десятилетиями. После получения аттестата нельзя просто взять и выбрать другую профессию. Все планируется заранее: ни шагу в сторону, гуманитарный класс или математический.
И об этом нашим подросткам ежедневно вдалбливают в школах, что у них фактически нет выбора, из-за чего у многих возникает ощущение, что они уже старички, у которых все в жизни заранее известно. От подобного действительно не хочется прыгать по лужам и веселиться…
Задания в средних классах зачастую такие, что не каждый взрослый справится. Плюс эмоциональный фон мира — войны, кризисы, нестабильность. Дети только кажутся равнодушными, но на самом деле они гораздо больше понимают и чувствуют, чем нам кажется.
«Раньше подростки «жили во дворе»: компания, гитара, спорт, конфликты, примирения. Сейчас они приходят друг к другу в гости и… садятся играть в компьютер, молча глядя на аватары. Живое тело, живой взгляд, живой опыт заменены цифровыми суррогатами», — подводит итог психолог.
«Бороться» с этим фоном усталости можно только одним способом: возвращать ребенку хоть какую-то зону реального действия. Не лекциями «меньше телефона», а маленькой конкретной ответственностью: помочь по дому, заработать пусть символические деньги, доехать куда-то самостоятельно, организовать что-то в своей жизни. Усталость часто лечится не отдыхом, а ощущением влияния: «я могу что-то менять».
«Биология тоже никуда не делась, — уверена психолог. — В южных странах, таких как Испания или Италия, девочки и мальчики, как и прежде, созревают рано: яркое тело, активный гормональный фон, ранний интерес к сексуальности. В Британии, по словам эксперта, мы наблюдаем другую крайность: очень ранние сексуальные контакты только в неблагополучных районах, эпидемия хламидиоза среди подростков 12-14 лет, алкоголь, шоплифтерство (как современная норма поведения молодежи).
То есть телесный пубертат не отодвинулся. Более того, питание, гормоны в продуктах, косметика с раннего возраста иногда делают тело «старше» фактического возраста. Девочки в 13 могут выглядеть на 17: это ощущение создают контуринг, макияж, ухоженность, стилистика коротких рилсов из соцсетей.
Тело созрело. Сознание отстает
Вот это расщепление и создает ощущение, что 16-летние — как прежние 13-летние, только с макияжем, смартфоном и словарем из психотерапии.
Сегодняшний 16-летний подросток во многом не готов к долгосрочным целям; плохо переносит фрустрацию: отказ, критику, сложности; у него нет внутреннего ощущения «я автор своей жизни»; для него взрослая жизнь — это не столько свобода, сколько тяжелая ответственность, от которой хочется убежать.
«Добавьте сюда воспитание в логике «ты ценность, люби себя, не ломай себя», и вы получите мальчика, который, столкнувшись с отказом от девочки, не будет добиваться ее внимания, как делали мальчишки 90-х. Он скажет: «Это ее проблема, она меня не оценила», и уйдет. Это естественное следствие послания: «ты и так идеален, не надо подстраиваться под кого-то», — делает вывод Басова.
Ранее подрастающий человек стремился вбить гвоздь, он брал молоток, ударял себе по пальцам и учился на своих ошибках. Сейчас он ищет в интернете, «как вбить гвоздь», и мир тут же предлагает ему готовый алгоритм. Это удобно, но формирует зависимость от внешних инструкций и ослабляет способность к самостоятельным действиям.
Но надо признать: позднее взросление — это не «катастрофа поколения», а закономерный результат изменений в мире. Мир стал слишком большим. Подросток видит всю планету в своем телефоне. Вариантов тысячи: профессии, страны, форматы жизни. В 90-е у нас был ограниченный выбор: «педагог, врач, инженер, милиционер, экономист». Сейчас — все: от нейробиолога до блогера, от геймдизайнера до крипто-трейдера.
«Психика семнадцатилетнего к такому многообразию пока не готова. Поиск себя превращается в отдельную, бесконечную «работу над собой», а не в выбор конкретного пути», — считает специалист.
На этом фоне многие семьи компенсируют заботу о ребенке гиперопекой, комфортом и щедростью по отношению к нему. Ребенку тепло, сытно, его любят, покупают технику, решают бытовые вопросы. И здесь возникает простой вопрос: зачем взрослеть и покидать родительское гнездо? Кто уходит оттуда, где хорошо?
Довольно часто подростки испытывают депрессию, когда видят, что дома не все в порядке, родители ссорятся или разводятся. Как ни странно, распад семьи в более раннем возрасте — до школы, влияет на психику ребенка гораздо меньше. Он постепенно привыкает, что мир таков — мама отдельно, папа отдельно, и смиряется с этими обстоятельствами, уже не представляя семейные отношения иначе. Совсем другое дело, когда конфликт у взрослых выпадает на период пубертата.
«Сейчас дочь уже взрослая, учится в университете, но наш с мужем развод совпал с ее девятым классом, — рассказывает москвичка Ирина. — У бывшего супруга появилась другая женщина, я пыталась перетянуть дочь на свою сторону и делилась с ней всеми своими душевными терзаниями. Мне казалось, что она меня понимает, но в итоге она стала очень нервной, дерганой, не доверяла никому, стала плохо спать. Мы даже обращались к неврологу, оказалось, что это психосоматика. Сейчас ей 20, и она не хочет с кем-либо встречаться, говорит, что устала от наших проблем. Хотя отношения со мной и с отцом вроде бы неплохие, но больше на дистанции, чувствуется, что ей не хочется быть для нас палочкой-выручалочкой и во все это вникать».
«Родительство тоже сильно изменилось. Родители поколения Z чаще говорят: «мы не будем терпеть ради детей, мы разойдёмся, если нам плохо». Это честно по отношению к взрослым, но дети довольно часто оказываются в ситуации развода, потери привычного мира, падения базового чувства безопасности», — продолжает Юлия Басова.
Эмоциональное опустошение из-за развода родителей у подростка ничем не лучше, чем у взрослого. Но если совершеннолетние уже умеют справляться с собственными чувствами, то дети часто не знают, в какую сторону им двигаться.
Нередки случаи, когда ребенок пережил попытку суицида (слава богу, неудачную), а мама только потом узнала, что он чувствовал. А все потому, что нужно было с самого начала разговаривать «словами через рот», но родители, погруженные в собственные трудности, не замечали, что с их чадом происходит что-то неладное. Ведь он сыт и под контролем.
Культ денег никуда не делся
Многие семнадцатилетние восемнадцатилетние не хотят поступать в университет, предпочитая быстрое обучение и быстрый заработок, пусть и на нестабильных в долгосрочной перспективе работах.
Подростки прекрасно осознают, что могут зарабатывать на блогинге, криптовалютах, каких-то курсах больше, чем врач или инженер, которые учились по пять-семь лет. Понятие «призвание» размывается. Сегодня «престижность» профессии измеряется не статусом и не смыслом, а цифрой на счете и свободой графика.
«Что делать родителям? Точно не паниковать и не кричать: «В твоем возрасте мы уже…», — успокаивает Басова.
Рабочая стратегия — не навязывать конкретную специальность, а помогать ребенку: примеряться к разным ролям через реальные действия: стажировки, волонтерство, подработки; пробовать себя не только онлайн, но и в реальном мире. «Проекты, где есть люди, время, ответственность; сделать один небольшой, но настоящий шаг «во взрослость»: например, собственный заработок, за который он купит себе что-то важное», — предлагает психолог.
Взрослость не начинается с отъезда из дома. Она начинается с внутреннего ощущения: «я хоть в чем-то уже опираюсь на себя».
Снаружи тишина, внутри — шторм
Но самая сложная категория в этом смысле — это тихие, «удобные» подростки.
У них нет ярких вспышек агрессии, они не хлопают дверями, не сбегают ночевать к друзьям. С точки зрения быта — идеальный ребенок: спокойный, «вежливый», сидит в комнате, никого не трогает.
Но если в 90-е ребенок, закрывшись в комнате, читал или играл на гитаре, и его жизнь была в поле зрения взрослых, то нынешний подросток живет в виртуальном мире, куда родителям доступа почти нет. «Там его разочарования, первая влюбленность, отвержение, травля, панические атаки, суицидальные паблики, телеграм-чаты. Снаружи тишина, внутри — шторм», — говорит психолог.
Как понять, что ваш ребенок переживает «тихий кризис»?
— Резкое снижение интереса к жизни.
То, что раньше приносило радость, перестает трогать.
— Изменение аппетита и веса.
Особенно у девочек начинается расстройство пищевого поведения (анорексия, булимия, странные ритуалы (жить на огурцах и лимоне, при этом часами заниматься спортом).
— Нарушение сна.
Подросток ложится глубокой ночью, днем вялый, постоянно «невыспавшийся».
— Изоляция от окружающих.
Он почти не выходит из комнаты, не приглашает к себе друзей, исчезает желание общаться.
Разговор «по душам» — это не допрос
«Если вы чувствуете неладное, важно не заходить с позиции обвинения: «что с тобой?», «что ты делаешь со своей жизнью?». Гораздо честнее сказать: «Я вижу, что ты изменился. Я волнуюсь. Мне важно понимать, что с тобой происходит. Я не идеальный родитель, могу срываться, но я на твоей стороне»», — говорит психолог.
При этом следует быть готовым услышать в ответ нелицеприятное. Подросток в кризисе может наговорить вещи, от которых взрослому хочется закрыть уши: про панические атаки, про мысли о смерти, про наркотики, алкоголь, самоповреждения. Задача родителей — сначала выдержать весь этот поток, а уже потом реагировать.
Главная защита ребенка — не отсутствие проблем, а живой контакт с родителями.
«Если он знает, что дома его хотя бы будут ругать, но не выгонят из эмоционального поля и не обесценят, шансов пройти кризис и подростковую депрессию с меньшими потерями у него гораздо больше», — успокаивает психолог.