Жителя Богородского городского округа Подмосковья Дмитрия А. обвиняют в убийстве двух женщин, которые бесследно исчезли, прожив с ним и его сыном некоторое время в дачном доме. Можно ли считать задержанного серийным убийцей? И какова будет его судьба, если тела пропавших так и не будут найдены? Достаточно ли оснований, чтобы отправить его за решетку? На эти вопросы «МК» попросил ответить экспертов.
— Уже можно с уверенностью сказать, что у него есть сексуальные отклонения, — комментирует психиатр Василий Бейранович. — Его интересовали женщины, но чтобы вступить с ними в интимную связь, он использовал наркотики, чтобы их одурманить. Об этом свидетельствует информация от последней жертвы, которой удалось сбежать. Он явно получал садистское удовольствие.
На основании этого некоторые специалисты приходят к выводу, что обе девушки могли не выжить.
Пока следственные органы исследуют биографию маньяка, можно однозначно сказать: он инфантилен, сильно закомплексован и боится взаимодействовать с другими.
Отдельная тема – сын Дмитрия.
— Многие недоумевают: «как он мог это делать при ребенке», — продолжает Бейранович. — На самом деле это довольно просто. Такие люди используют детей в своих целях. Скорее всего, ребенок все видел и знал или, по меньшей мере, догадывался. Я могу привести пример серийного убийцы Гэри Риджуэя из Грин Ривера. Он возил своего сына в фургоне. Девушки спокойно садились к нему в машину (раз там ребенок, значит, безопасно). По дороге он предлагал им выйти, прогуляться и подышать у реки. И зверски убивал. В этот момент сын слушал музыку в машине. Повторюсь, это типичное поведение для определенных типов людей. Они не испытывают никакой вины или ответственности перед детьми. Они используют ребенка как прикрытие, как приманку.
Что касается привлечения Дмитрия А. к ответственности за убийство, то, как уверяют эксперты, даже в царской России отсутствие тела не было препятствием для признания человека виновным в убийстве и вынесения приговора. Судебная практика того времени допускала осуждение на основе косвенных улик и свидетельских показаний. Однако отсутствие трупа могло усложнить процесс доказывания вины и повлиять на строгость приговора.
В советское время ситуация была аналогичной. Судебная система СССР основывалась на принципах социалистической законности, и суды могли выносить обвинительные приговоры на основании «совокупности косвенных улик, свидетельских показаний и других доказательств». Важную роль играли материалы предварительного следствия, которые должны были быть достаточно убедительными для суда. В современной России в этом плане мало что изменилось. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации не требует обязательного наличия тела для возбуждения уголовного дела и вынесения приговора по делу об убийстве. Суд может признать человека виновным на основании косвенных улик, свидетельских показаний, результатов экспертиз и др.
— Существующая судебно-следственная практика, — поясняет бывший следователь по особо важным делам СКР Андрей Гривцов, — показывает, что отсутствие тела и, соответственно, не проведение медицинской судебной экспертизы, устанавливающей причину смерти, при наличии других однозначных доказательств не является препятствием для привлечения лица к уголовной ответственности. Такими доказательствами могут быть прямые свидетельские показания очевидцев об убийстве, следы крови на одежде обвиняемого, в жилище или автомобиле, видеозаписи происшедшего, признание вины и т.п. Однако эти доказательства должны быть однозначными и исчерпывающими.
Один из недавних примеров – история из Иркутска, о которой «МК» сообщал. Маньяк признался в убийстве двух девушек, и хотя тела не были найдены, его приговорили к пожизненному заключению. Даже несмотря на то, что он отказался от своих слов.
К слову, на практике так бывает не всегда.
Яркий пример — случай с «убийством» женщины в Новосибирской области, за которое был осужден местный житель. Женщина спустя год «ожила», вернулась в деревню, откуда была доставлена полицейскими для дактилоскопии в ОВД. Экспертиза подтвердила — она и есть «убиенная». Скандал, однако, ничем не завершился.