К осени 2025 года в замедляющейся российской экономике накопилось множество проблем, среди которых, прежде всего, недостаток ресурсов — финансовых, материальных и человеческих. В числе факторов, которые замедляют рост ВВП и ограничивают производственный потенциал страны, стал дефицит федерального бюджета, достигший почти 5 трлн рублей. Риски, возникающие из этой ситуации, и наиболее вероятные пути их решения «МК» обсудил с ведущим экспертом Центра политических технологий, экономистом Никитой Масленниковым.
— За семь месяцев 2025 года дефицит российского бюджета составил 4,879 трлн рублей, или 2,2% ВВП, увеличившись только за июль на 1,2 трлн рублей (что совершенно нехарактерно для середины года). Ранее федеральный дефицит оставался на одном уровне: 3,3 трлн в 2022-м, 3,2 трлн в 2023-м и 3,5 трлн в 2024-м. Весной его плановый показатель был повышен до 3,8 трлн, но эта отметка уже превышена. Что стоит за этими цифрами?
— Действительно, такая динамика несколько необычна. Причин две. Во-первых, в начале года ускоренно увеличились расходы по госзакупкам и госзаказу. В январе они возросли на 64,1% по сравнению с январем 2024 года. А затем картина стала более ровной, и в период с февраля по июнь превышение в годовом выражении составило лишь 14,9%. Во-вторых, именно в июле наблюдался пик ослабления ценовой ситуации на мировых рынках энергоносителей, прежде всего нефти и газа. В результате нефтегазовые доходы бюджета в июле упали на 27% в годовом сравнении, а за семь месяцев года — на 18,5%. Так что здесь особых загадок нет.
Скорее возникает другой вопрос: чего ожидать в дальнейшем? Если не произойдут какие-либо экстраординарные обострения в геополитике, способные дестабилизировать внешние условия, тогда всё будет зависеть от равномерности расходов в оставшиеся пять месяцев года. Конечно, следует учитывать традиционно проблемный декабрь, когда авансируются или закрываются некоторые контракты, особенно в строительной сфере. Вероятен всплеск расходов. Но даже принимая это во внимание, если сохранится текущая помесячная динамика, итоговый дефицит бюджета немного превысит 5 трлн рублей. Некоторые эксперты озвучивают цифру 5,5 трлн (2,4% ВВП). Понятно, что достичь скорректированного в апреле показателя в 1,7% ВВП (с января 0,5%) вряд ли удастся, но около 2% — вполне реально. Сейчас Минфин прикладывает много усилий для минимизации месячных приростов расходов, чтобы всё-таки попытаться приблизиться к плановому нормативу.
«Ощущение острого дискомфорта»
— Текущему уровню дефицита некоторые аналитики дают определение «катастрофа». Это правда или они преувеличивают?
— Это не катастрофа, но достаточно неприятная ситуация, так как мы сталкиваемся с более выраженными макроэкономическими рисками, чем при нормативе в 1,7% ВВП. Если показатель достигнет уровня 2–2,4% ВВП, это ещё терпимо. Выводы о реальной опасности происходящего можно будет делать только в сентябре, когда станут известны данные о расходах за август, а также параметры бюджета на 2026 год и на перспективу в рамках новой финансовой трехлетки. Но в любом случае превышение нормативной планки связано с дополнительной бюджетной эмиссией и, как следствие, с риском ускорения инфляции. В настоящее время Центробанк прогнозирует её в пределах 6–7% к концу года, но это довольно условная оценка. Сезонный дезинфляционный эффект исчерпан: к примеру, недельная инфляция с 19 по 25 августа составила 0,02%, а годовая остаётся около 8,4–8,5%. Горячие точки резкого роста цен, особенно на потребительские товары, множатся. Ожидаемое осенью ослабление рубля приведёт к удорожанию импортной продукции. Общее инфляционное давление в какой-то степени усилится и за счёт декабрьского, предновогоднего повышения спроса.
— Как это всё скажется на кошельках потребителей?
— Уже сейчас по отдельным категориям мясной продукции цены за месяц выросли более чем на 1%, по хлебобулочным изделиям — на 0,3%. По бензину — более чем на 1% в рознице, хотя осенью ситуация на топливном рынке, видимо, стабилизируется. Чего не скажешь о продовольствии, детском питании, лекарствах — наиболее чувствительных для населения товарных группах. Расходы на подготовку детей к школе в крупных городах выросли в годовом выражении, по различным оценкам, от 9 до 17%. А за последние шесть лет они вообще удвоились. Риски роста инфляции, связанные с дополнительной эмиссией бюджетных расходов из-за дефицита, перейдут и на 2026 год. В каком состоянии экономика войдёт в него, пока непонятно; многое будет зависеть от параметров федеральной казны текущего года и следующей финансовой трехлетки. Также отмечу, что история с дефицитом в конечном итоге приводит к увеличению процентных расходов на обслуживание государственного долга. В свою очередь, серьезное отклонение от курса на замедление инфляции может вынудить Центробанк не спешить с понижением ставки. Более того, повысить её с нынешних 18%, вернувшись к значению 19%, если не 20%.
Все эти обстоятельства явно не способствуют росту деловой активности, которая и без того находится на слабом и нестабильном уровне. Это лишь усиливает «круговорот денег в природе»: когда деловая активность снижается, бюджет недополучает доходов, что ведёт к росту дефицита, госдолга и так далее. Цепочка очевидна. Эти макроэкономические события напрямую влияют на благосостояние населения, которое как минимум не улучшается, вызывая порой ощущение острого дискомфорта. Поэтому риски бюджетного дефицита весьма значительны. Игнорировать их крайне не продуктивно и нецелесообразно.
Жесткий подход
— В конце июня 2025 года президент Владимир Путин утвердил поправки в закон о бюджете, которые предполагают сокращение расходов на ключевые программы поддержки экономики. В частности, программа развития промышленности недополучит 66,9 млрд рублей от изначально намеченной суммы, поддержки автопрома — 35 млрд, развития высокотехнологичных отраслей — 4,6 млрд. Речь идёт об оптимизации расходов, не так ли?
— Да, и текущих, и плановых. Речь идёт об оптимизации госрасходов по помесячной разверстке и о более строгом подходе к выделению средств бюджетополучателям, особенно по федеральным проектам. В предыдущие годы (да и сейчас эта практика частично сохраняется) деньги из госказны уходили на всякого рода непонятные и непрозрачные проекты — без четкого обоснования инфраструктурных и финансовых параметров. Что с ними происходило на самом деле? Может быть, они оседали и прокручивались на банковских депозитах, не отвечая интересам реальной экономики? И вот сейчас мы начинаем уходить от этой практики бесконтрольного распыления государственных финансов, а в 2026 году, видимо, возобладает новый подход. Соответственно, в казне останутся свободные деньги, которые смогут размещаться на финансовом рынке федеральным казначейством, то есть госорганом. С точки зрения повышения эффективности, равномерности и справедливости использования расходов, оптимизации социальной политики это будет правильным. И это один из очевидных приоритетов в работе по сокращению бюджетного дефицита.
Далее, естественно, встаёт вопрос об эффективности налоговых льгот, которые в финансовом жаргоне именуются налоговыми расходами. Сегодня это триллионные суммы, составляющие, по различным оценкам, до трети всех расходов бюджета. Если отдачи нет, это означает вычет из доходных поступлений. Соответственно, необходимо понять, какие льготы действуют, а какие бесполезны. Суть одного из законопроектов, который Госдуме предстоит рассмотреть осенью в рамках большого пакета, состоит в том, что если вы не вкладываетесь в производство, то и льгот вам не видать. Принцип простой: 1 рубль инвестиций = 1 рубль льгот. В 2026 году он коснётся всех льготных режимов, территорий опережающего развития, особых экономических зон и так далее.
— А где гарантия, что все эти благие меры сработают и дадут реальный финансовый эффект? И что «сэкономленные» средства не будут использованы не по назначению?
— Ответ мы узнаем, но не сразу. Надо ведь с чего-то начинать структурную трансформацию всей доходной части бюджета, подстраивая её под задачи экономики и делая более устойчивой. В этом плане есть и другие инициативы. Например, предлагается предоставлять налоговые льготы тем компаниям, которые со своими облигациями выходят на рынки акционерного или долгового капитала и становятся публичными. Являясь публичной компанией, вы имеете приоритет при заключении госконтрактов, при получении госзаказа. В противном случае вам абсолютно не на что рассчитывать.
Кроме того, чтобы минимизировать расходы на финансирование дефицита, необходимо более целенаправленно и взвешенно тратить средства Фонда национального благосостояния. С 2022 года по сегодняшний день из него на инфраструктурные проекты потрачено 4 трлн рублей, и определённый эффект есть. Сегодня бюджет ФНБ уже не просто кубышка, а вполне действенный и оправдавший себя инструмент поддержки экономического развития. Также ведётся работа по оптимизации механизмов кредитования регионов — там наблюдается достаточно очевидное ужесточение. Если у вас нет экономически обоснованного проекта, готового к финансированию, вы новый кредит просто так не получите.
Опасная идея
— Может ли государство пойти на сокращение расходов на оборону, как допустил в конце июня Владимир Путин? По его словам, эти расходы в размере 6,3% ВВП (13,5 трлн рублей) способствуют ускорению инфляции и являются одной из проблем, в том числе для бюджета.
— Да, Путин сказал: «Мы планируем сокращение…». Но проблема в том, что реализация задуманного зависит, как правило, не столько от самих намерений, сколько от внешних обстоятельств, находящихся вне чьей-либо власти — развития событий в украинском конфликте, в мире в целом и так далее. Вся нынешняя геополитическая реальность труднопредсказуема. Тем не менее принцип заявлен. И возможно, у нас появится дополнительный источник финансирования дефицита, если оборонные расходы будут в какой-то мере сокращены.
Кроме того, у нас не решён принципиальный вопрос относительно бюджетного правила, активно обсуждаемого как в правительстве, так и в экспертном сообществе. Насколько этот механизм эффективен, следует ли снижать цену отсечения для нефти, нужно ли сокращать или, наоборот, увеличивать продажи валюты из ФНБ? Одно очевидно: чтобы минимизировать недостачу в федеральной казне, необходимо регулировать бюджетное правило. Существует довольно популярная точка зрения (звучащая в том числе в правительственных кругах), что не стоит жестко придерживаться закрепленного в бюджетном правиле принципа нулевого структурного баланса: это когда расходы точно соответствуют доходам, что обеспечивает бездефицитный бюджет на первичном уровне. Мол, ничего страшного, если у нас будет структурный дефицит в размере 0,5–1% ВВП: недобор легко можно компенсировать за счёт увеличения государственного долга, который сейчас невелик, меньше 20% ВВП. Но это опасная идея: мы прекрасно знаем по 1990-м годам, что такое бесконтрольный рост госдолга и чем всё это заканчивается. Поэтому я думаю, что Минфин сохранит верность принципу нулевого структурного баланса.
— В России введена прогрессивная шкала НДФЛ с максимальной ставкой 22%, повышен до 25% налог на прибыль для бизнеса. По данным ФНС, за январь–июль ненефтегазовые доходы бюджета увеличились на 27% год к году, составив 9,5 трлн рублей. Не станет ли это дополнительным поводом для усиления фискальной нагрузки на предприятия и граждан?
— Предложения повысить налоги звучат постоянно. В частности, приводится аргумент, согласно которому в России уровень налоговой нагрузки в целом ниже, чем в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Однако делать это в нынешних условиях довольно рискованно: у нас, помимо прочего, существует масса различных сборов: утилизационных, экологических, аэропортовых, инфраструктурных. Их столько, что пальцев на руках и ногах не хватит для подсчёта. Причём все они растут ползучим образом, устойчиво, шаг за шагом, из года в год. Если государство хочет добиться от бизнеса (в первую очередь малого и среднего) большей мотивации и стабильной деловой активности, необходимо давать чёткие сигналы о неповышении фискального бремени. В контексте главной цели снижения бюджетного дефицита это, мягко говоря, далеко не последняя задача.